М. Гузик - Игра как феномен культуры

Хобхауз( тихо Байрону ):

Наш младенец и младенческий доктор Полли-Долли как всегда непредсказуем и бестактен.

Байрон( обращаясь ко всем ):

Раз уж мы заговорили о Наполеоне, думаю, вы разделите мое восхищение госпожой де Сталь, вступившей в единоборство с самодержавным исполином.

Де Сталь:

Вы заставляете меня краснеть.

Байрон:

Ну что вы! Я говорю совершенно серьезно.

Де Сталь:

А если серьезно… Император Наполеон преследовал меня с мелочной дотошностью, со все возрастающей злобой, с неумолимой жестокостью.

Байрон:

Я тоже пришел к выводу об одинаковой враждебности народу любой тирании. Для меня Ватерлоо – отнюдь не конец революционной эпохи, а, напротив, начало новых освободительных битв народов:

Хобхауз:

Возвратимся к наполеоновскому циклу моего друга. Милорд, вы дали очень точную оценку политической ситуации того времени. Помню, как поразили меня следующие строки:

Де Сталь:

Господа, а вам известно, что сам Гете рекомендовал господина Шлегеля в качестве воспитателя моих детей. Это произошло четырнадцать лет тому назад.

Байрон:

Гете? Бесспорно, он в течение пятидесяти лет является верховным владыкой европейской литературы. Его трагедия «Фауст» – удивительное произведение.

Девушка 3:

Как вы правы! Но я больше восхищена драматическим отрывком Гете «Прометей»:

Де Сталь:

Несколько лет назад в Вене мне называли юного композитора … ( вспоминает ) Франца Шуберта, он написал несколько песен на слова Гете. Его музыка до сих пор звучит в моих ушах.

Садится к фортепиано и наигрывает балладу Шуберта на слова Гете «Лесной царь».

Де Сталь:

Дорогой Байрон! Помнится, в прошлый свой визит вы говорили, что собираетесь писать о Прометее.

Байрон:

Вы правы! Эсхиловым «Прометеем» я в мальчишеские годы глубоко восхищался…

«Прометей» всегда так занимал мои мысли, что мне легко представить его влияние на все, что я написал.

Полидори:

Не будете ли вы против, милорд, если я прочитаю полюбившийся мне отрывок из вашего стихотворения?

Все:

Просим, просим!

Байрон( тихо Полидори ):

Где только вы ухитрились разыскать мой черновик?

Полидори( не отвечая ему, читает ):

Рекамье:

Если бы Гете мог слышать эти вдохновенные строки, он бы, несомненно, восхитился ими.

Однако давайте спустимся с небес на грешную землю… Дорогая Жермена, вы до сих пор ничего не рассказывали нам о своем пребывании в России.

Де Сталь:

Я работаю нынче над историей моего 10-летнего изгнания и как раз дошла до России.

Чичагов:

Чрезвычайно любопытно услышать ваше мнение. Что вас больше всего поразило в моем отечестве?

Де Сталь:

Страна эта показалась мне воплощением бесконечного пространства, для пересечения которого требуется вечность. Пространства в России так много, что в нем теряется все: и поместья, и люди. Кажется, будто едешь по стране, только что покинутой жителями, – так мало здесь домов, так пустынны поля и дороги, так тихо кругом.

Девушка 1:

Я где-то читала, что это варварская страна с невежественным народом.

Де Сталь:

Ничего подобного, хотя в России чувствуешь себя на рубеже иной земли – той, где родилось христианство и где люди по сей день выказывают чудеса упорства и рассудительности.

Девушка 2:

Вы, вероятно, были и в православных храмах? Похожи ли православные обряды на католические?

Де Сталь:

Думаю, что обряды православной религии по меньшей мере так же прекрасны, как и обряды католические; православные песнопения восхитительны. Все в греческой религии располагает к мечтательности.

Девушка 2:

А храмы? Напоминают они европейскую готику?

Де Сталь:

Вы знаете, те благоговейные чувства, какие внушает готическая архитектура в Германии, Франции и Англии, не идут ни в какое сравнение с тем действием, какое производят здешние церкви, больше похожие на турецкие или арабские минареты, чем на наши храмы. Самые замечательные украшения русских храмов – изображения Богородицы и святых, украшенные брильянтами и рубинами. Отличительная черта всего, что видишь в России, – пышность; красота здесь не зависит ни от гения человека, ни от щедрости природы.

Де Брой:А русский характер? Оказала ли на него влияние безграничность пространства?

Де Сталь:

Несомненно! Ведь еще Вольтер говорил о воздействии географической среды на становление национального характера. Русский народ не боится ни усталости, ни физических тягот. Он терпелив и деятелен, весел и задумчив. Характер его соединяет контрасты самые разительные, предвещающие великие свершения. Но, как мне представляется, главное – это общественный дух русских, природная гордость здешней знати, самоотверженность, свойственная простому народу, благочестие, имеющее огромную власть над умами.

Альбертина:

А мне больше всего понравилось русское гостеприимство. ( Обращаясь к матери ) Помнишь, как любезно принял нас киевский генерал-губернатор Милорадович, какой заботой нас окружил.

Де Сталь:

Не только Милорадович! Гостеприимство русских помещиков и русских крестьян поистине безгранично. Они куда гостеприимнее французов.

Девушка 1: