Илья Франк - Прыжок через быка

Вообще говоря, в романе многие персонажи находятся в состоянии измененного сознания: то их лихорадит, то они пьяны, то почти сходят с ума, а то и вовсе перестают различать сон и действительность. [144]Особенно Раскольников и Свидригайлов. И чем дальше, тем больше. Читатель тоже не всегда уверен в действительности происходящего. Такой вот странный роман, действительность в котором деформируется, переходит в сон, оборачивается фантастикой.

Вот, например, Раскольников сразу после своего кошмарного сна встречает впервые Свидригайлова:

«Он тяжело перевел дыхание, – но странно, сон как будто все еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал.

Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся. “Сон это продолжается или нет”, – думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на том же месте и продолжал в него вглядываться».

В романе названы три предположительные причины убийства старухи-процентщицы Раскольниковым. Первая причина: ради денег. Денег для себя или денег на благое дело (или то и другое вместе, потому что для себя – разве это не благое дело?). Об этом рассуждает один студент, разговор Раскольников случайно подслушивает в трактире – и поражается этой случайности, осознавая ее как чудесное совпадение:

«– <���…> Нет, вот что я тебе скажу. Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести, – с жаром прибавил студент.

Офицер опять захохотал, а Раскольников вздрогнул. Как это было странно!

– Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, – загорячился студент. – Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?

– Ну, понимаю, – отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.

– Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, – и все это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!»

Потом, признаваясь Соне в преступлении, Раскольников отвергает эту причину:

«Соня из всех сил слушала.

– Ну, так зачем же… как же вы сказали: чтоб ограбить, а сами ничего не взяли? – быстро спросила она, хватаясь за соломинку.

– Не знаю… я еще не решил – возьму или не возьму эти деньги, – промолвил он, опять как бы в раздумье, и вдруг, опомнившись, быстро и коротко усмехнулся. – Эх, какую я глупость сейчас сморозил, а?

У Сони промелькнула было мысль: “Не сумасшедший ли?” Но тотчас же она ее оставила: нет, тут другое. Ничего, ничего она тут не понимала!

– Знаешь, Соня, – сказал он вдруг с каким-то вдохновением, – знаешь, что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, – продолжал он, упирая в каждое слово и загадочно, но искренно смотря на нее, – то я бы теперь… счастливбыл! Знай ты это!»

Вторая причина убийства: ради того, чтобы доказать самому себе, что относишься не к «обыкновенным», а к «необыкновенным людям», к наполеонам, для которых закон не писан, которые в силах «преступить». Эту причину называет сам Раскольников, это как раз его идея.

Но есть и третья причина, ее называет Соня, и Раскольников вдруг соглашается:

«– Я догадался тогда, Соня, – продолжал он восторженно, – что власть дается только тому, кто посмеет наклониться и взять ее. Тут одно только, одно: стоит только посметь! У меня тогда одна мысль выдумалась, в первый раз в жизни, которую никто и никогда еще до меня не выдумывал! Никто! Мне вдруг ясно, как солнце, представилось, что как же это ни единый до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепости, взять просто-запросто все за хвост и стряхнуть к черту! Я… я захотел осмелиться и убил… я только осмелитьсязахотел, Соня, вот вся причина!

– О, молчите, молчите! – вскрикнула Соня, всплеснув руками. – От Бога вы отошли, и вас Бог поразил, дьяволу предал!..

– Кстати, Соня, это когда я в темноте-то лежал и мне все представлялось, это ведь дьявол смущал меня? а?

– Молчите! Не смейтесь, богохульник, ничего, ничего-то вы не понимаете! О Господи! Ничего-то, ничего-то он не поймет!

– Молчи, Соня, я совсем не смеюсь, я ведь и сам знаю, что меня черт тащил».

При предыдущем разговоре Раскольников просит Соню прочесть ему про воскресение Лазаря. Это чтение в романе Достоевского соответствует посещению театра в фильме Эрика Ромера. Статуя оживает. Человек понимает, что он живет в книге. Начинается «присутствие каких-то особых влияний и совпадений» уже со знаком плюс, хоть и трагических. Совпадений, как бы говорящих: «Опомнись!» Точнее сказать, они были с самого начала (например, убийство лошади во сне Раскольникова, а потом смерть Мармеладова, раздавленного лошадьми, не говоря уж о перекличке убийства лошади и убийства старухи с Лизаветой), но после чтения о Лазаре становятся все более явными. Скажем, тот момент, когда Раскольников, признаваясь в преступлении, вдруг в Соне узнает Лизавету. Или появление двойника Раскольникова – Свидригайлова. У которого, кстати, «было какое-то странное лицо, похожее как бы на маску». Который, высказывая Раскольникову его же собственные мысли, говорит «с видом какого-то подмигивающего, веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова». Которого Дуня, стреляя, слегка ранила в голову (а в заметках Достоевского к роману в связи со Свидригайловым упоминается и какая-то «отрубленная голова»):

«Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в стену. Он остановился и тихо засмеялся: