Абрам Рейтблат - Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы

Семья Айхенвальда осталась в России, и в «Берлине он вел подлинно аскетическую жизнь», «единственными его настоящими друзьями были книги» 458. Их он читал в большом количестве, и о них он регулярно писал.

По приезде Айхенвальд стал сотрудничать в журнале «Новая русская книга», рижской газете «Сегодня». Однако основным его пристанищем стала берлинская газета «Руль», редактируемая И.В. Гессеном – хорошим знакомым Айхенвальда еще со времен «Речи». Там Айхенвальд с 10 декабря 1922 г. и до смерти вел литературно-критический отдел, который в годы его сотрудничества был весьма содержателен и разнообразен: здесь часто печатались С. Горный, Г.А. Ландау, А.А. Яблоновский, И.А. Матусевич, Ю.В. Офросимов, А.В. Амфитеатров, Тэффи; рецензировались многие эмигрантские издания. Одним из основных авторов был В. Сирин (В.В. Набоков), поместивший в «Руле» десятки стихотворений и рецензий, а также рассказы, пьесы, отрывки из романов. Набоков входил в кружок берлинской литературной молодежи, группировавшейся вокруг Айхенвальда.

В 1920-е гг. Айхенвальд стал печатать воспоминания, содержавшие любопытные наблюдения о людях, с которыми ему довелось встречаться. Это, прежде всего, цикл «Дай оглянусь…» 459, героями которого являются Л. Толстой, Короленко, Чехов, Вл. Соловьев, Мамин-Сибиряк, Златовратский и др. Немалый интерес представляет мемуар «Пуришкевич» 460об известном антисемите, одном из лидеров черносотенного движения, который в студенческие годы был приятелем Айхенвальда. Стоит упомянуть еще публикации в «Руле» с воспоминаниями о Л. Андрееве (1925. № 1420), византинисте Ф.И. Успенском, у которого Айхенвальд учился в Новороссийском университете (1928. № 2376), и Москве летом 1917 г. (1928. № 2195) и др.

Основной вклад Айхенвальда в культурную жизнь русской эмиграции – «Литературные заметки», которые он еженедельно помещал в «Руле». Из видных критиков предреволюционного периода в эмиграции оказался лишь он один (можно назвать еще не столь популярного П. Пильского), и его регулярные обзоры советской и эмигрантской литературы давали эмигрантскому читателю возможность составить целостное и объективное представление о бурной литературной жизни тех лет.

Айхенвальд в эти годы – и как критик, и как публицист – не сменил своих «вех». Однако в его критической деятельности акцент на том, что он называл «общественностью», существенно усилился, поскольку, как он сам писал, «когда-то пишущему можно было не быть публицистом; теперь этого нельзя. Во все, что ни пишешь, вторгается горячий ветер времени, самум событий, эхо своих и чужих страданий» 461.

Айхенвальд полагал, что невозможно эстетически воспринимать революцию. Оценивая состояние литературы в России, он утверждал, что писатель там несвободен. «Над его мыслью и над его словом тяготеет несказанный гнет, диктатура глупости и невежества, цензура тьмы. Если там все-таки работают писатели, то <���…> потому, что пишут несмотря на большевизм, а не благодаря ему» 462.

В многочисленных публикациях о положении в Советской России Айхенвальд анализировал различные аспекты сложившейся там ситуации.

Принципиальный противник любого насилия, он резко критически относился к деятельности большевиков (ситуация усугублялась тем, что коммунистами стали оба его сына) 463. Айхенвальд исходил из того, что социальная революция в стране не осуществилась. Теории большевиков ошибочны, и действительность резко разошлась с их идеалами. В результате «большевизм привел Россию к безмерному несчастью, создал бесконечно много человеческого горя, напитал русскую почву слезами и кровью, уморил голодной смертью миллионы людей <���…>, казнил, замучил, убил сотни тысяч людей, разорил, обездолил, пустил по миру миллионы семей, породил самые разнообразные виды лютой смерти и леденящего ужаса…» 464В стране установилось «равенство нищеты и нищенской культуры» 465, господствуют материализм и утилитаризм, идет борьба с духовностью и религией. У людей отнимают смысл жизни. Утрачена богатая философская культура, все достижения русской мысли, которыми были отмечены предреволюционные годы. Резко понизился культурный уровень общества, «Россия поглупела». Статьи в советских журналах отличают «хлесткий тон самодовольного невежества и убожества», «узость кругозора и примитивная кустарность мышления и слова» 466.

Однако полностью подавить мысль нельзя. Люди сопротивляются, и одним из орудий подобного сопротивления является литература. «Даже там, где беллетристы хотят присоединиться к казенному хору славословия, они то и дело срываются с голоса, потому что правда громче неправды, потому что нельзя художнику говорить неправду. Талант органически честен. Он может впадать в бесчестность, но тогда он искажает свою природу и превращается в свою противоположность. Где бесчестность, там и бездарность» 467.

Пристально следя за публикациями советских авторов, Айхенвальд всегда встречал резкой критикой проявления сервилизма, тенденциозности, насилия художника над своим талантом в угоду политической конъюнктуре (в качестве примеров можно назвать его отклики на «В тупике» В. Вересаева, «Сейчас на Западе» Н. Никитина, «Роман моей жизни» И. Ясинского, «Одеты камнем» О. Форш, «Восемнадцатый год» А. Толстого, произведения лефовцев и особенно стихи В. Маяковского и прозу М. Горького). Однако он же даже в достаточно слабых художественно книгах, авторы которых стремились оправдать существующий порядок вещей, выделял описания, объективно обвиняющие и разоблачающие режим («Комиссары» Ю. Либединского, «Бунт инженера Карийского» Д. Четверикова; «Цемент» Ф. Гладкова, «Лавровы» М. Слонимского и др.). С заинтересованностью и сочувствием встречал он все талантливое в советской литературе. Это, прежде всего, творчество писателей-«серапионов»: высоко оценил Айхенвальд «Рассказы Назара Ильича Синебрюхова» М. Зощенко, стихи Н. Тихонова, «Вне закона» Л. Лунца, прозу Вс. Иванова, «Сентиментальное путешествие» близкого «серапионам» В. Шкловского. Среди других авторов, благожелательно встреченных Айхенвальдом, – Г. Алексеев, С. Заяицкий, В. Катаев, К. Тренев, В. Шишков.

Существенно изменяется в эмигрантский период отношение Айхенвальда к отечественной литературной классике, что во многом было связано с его размышлениями над смыслом и задачами эмиграции. Айхенвальд полагал, что «противоестественно быть эмигрантом» 468, и утверждал, что Россия «только физически покинута нами, или покинула нас, а в душе непоколебимо живет у нас ее заветный облик, и назло пространству, вопреки расстояниям, но неизменно сопутствует нам <���…>» 469.