Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Man is the World, and death th'Ocean,
To which God gives the lover parts of man.
This Sea invirons all, and though as yet
God hath set markes, and bounds, twixt us and it,
Yet doth it rore, and gnaw, and still pretend,
And breaks our banks, when ere it takes a friend.
Then our land waters (tears of passion) vent;
Our waters, then, above our firmament,
(Teares which our Soule doth for her sins let fall)
Take all a brackish tast, and Funerall,
And even these teares, which should wash sin, are sin.
We, after Gods Noe, drowne our word againe.
Nothing but man of all invenom'd things
Doth work upon itselfe, with inborne stings.
Teares are false Spectacles, we cannot see
Through passion mist, what wee are, or what shee.
In her this sea of death hath made no breach,
But as she tide doth wash the slimie beach,
And leaves embroder'd workes upon the sand,
So is her flesh refin'd by death cold hand.
As men of China/after an ages stay,
Do Take up Procelane, where they buried Clay;
So at this grave, her limbecke, which refines
The Diamonds, Rubies, Saphires, Pearls, and Mines,
Of which this flesh was, her soule shall inspire
Flesh of such stuffe, as God, when his last fire
Annuls this world, to recompence it, shall,
Make and name then, th'Elixar of this All.
They say, the sea, when it gaines, lothes too;
If carnall Death (the younger brother) doe
Usurpe the body'our soul, which subject is
To th'elder death, by sinne, is freed by this;
They perish both, when they attemt the just;
For, graves our trophies are, and both death just;
So, unobnoxious now, she'hath buried both;
For, none to death sinnes, that to sinne is loth,
Nor doe they die, which are not loth to die;
So hath she this, and that virginity.
Grace was in her extremly diligent,
That kept her from sinne, yet made her repent.
Of what small spots pure white complaines! Alas,
How little poyson cracks a christall glasse!
She sinn'd, but just enough to let us see
That God's word must be true, All, sinners be.
So much did zeale her concsience rarefie,
That, extreme truth lack'd little of a lye,
Making omissions, acts; laying the touch
Of sinne, on things that sometimes may be such.
As Moses Cherubines, whose natures doe
Surpasse all speed, by him are winged too:
So would her soule, already'in heaven, seeme then,
To clyme by teares, the common stakes of men.
How fit she was for God, I am content
To speake, that Death his vaine hast may repent.
How fit for us, how even and how sweet,
How good in all her titles, and how meete,
To have reform'd this forward heresie,
That woman can no parts of frienship bee;
How Morall, how Divine shall not be told,
Lest they that heare her vertues, thinke her old:
And lest we take Deaths part, and make him glad
Of such a prey, and to his triumph add.

[Человек – мир, а смерть – Океан,/ Которому Бог отдал <���покрывать> низменности человека./ Это море окружает все сущее, и хотя/ Бог положил между ним и нами предел и границу, [557]/ Оно ярится, и гложет <���берега> и не умеряет своих притязаний, и крушит наши берега, забирая друзей./ Тогда изливаются и воды нашей суши (наши слезы скорби);/ Наши воды затопляют землю, покрывая ее,/ (То слезы, которой душе пристало, скорее, лить о своих грехах)/ сметая все, и вот – похороны,/ И даже те слезы, что должны бы смыть грех, греховны./ Мы, после Ноева потопа, ниспосланного Богом, вновь топим мир сами./ Из всех ядовитых тварей только человек/ жалит себя жалом, что дано ему от рождения./ Слезы – ложные очки, мы не видим/ сквозь пелену страдания, кто мы, кто – она./ Но ей это море смерти не причинило вреда,/ Как приливная волна лижет влажный берег,/ И оставляет на песке плавник, обточенный волной,/ Так ее плоть очищена холодной рукою смерти./ Так китайцы, по прошествии лет/ извлекают из земляной печи, где они погребли глину, фарфор;/ Так эта могила, ее лембик, очистит/ алмазы, рубины, сапфиры, жемчуг и золотую руду/ из которых состояла ее плоть, <���и> душа облечется/ этой <���обновленной плотью>, подобно тому, как Господь, когда Его последний пожар/ уничтожит мир, сотворит тот заново/ и даст ему имя: извлечет эликсир всего сущего./ Говорят, это море, добиваясь своего, тем самым теряет;/ Если смерть плоти (младший брат)/ захватит тело, наша душа, подвластная/ иной смерти, которая старше <���этой>, – ибо <���душа> грешна, – тем самым освобождается;/ <���и та, и другая смерть> теряют, дерзнув на такой шаг;| тем самым могила – наш трофей, и обе смерти| повержены во прах;/ Ибо не обречен греху смертному тот, кому грех отвратителен,/ но и тот, кому не отвратительна смерть, тоже умрет,/ Она же имела оба эти качества и была чиста./ Милость была явлена в ней столь сильно,/ Что удерживала ее от греха, – и даже в этом она каялась!/ Так о мельчайших пятнах жалеет чистейшая белизна! Увы,/ Сколь малой капли яда достаточно, чтобы лопнул хрустальный сосуд!/ Она грешила, но только ради того, чтобы доказать:/ Не могут слова Господа быть неверны, а сказано же – «Всякий грешен»./ Ее совесть столь ревностно требовала чистоты,/ что предельной правде <���ее слов и деяний> недоставало небольшой примеси лжи,/ обмолвки, оплошности; так легкое прикосновение греха только подтверждает безупречность./ Так херувимы, о которых знаем от Моисея: пусть сама их природа/ такова, что движутся быстрее быстрого, они еще наделены крыльями от Бога:/ Так ее душа, уже пребывая на Небе,/ стремится еще выше, восходя от слезы к слезе – поднимаясь этой лестницей человеков./ Столь по душе она Богу, – говорить о том/ радостно, – что Смерть уже клянет свою суетную поспешность./ Сколь по душе <���была> она нам, сколь мила,/ добра – при всей ее знатности, сколь мягка,/ Опровергая укоренившуюся ересь,/ Будто женщина не способна на дружбу/ Сколь <���была> нравственна она и набожна – не буду говорить,/ чтобы услышавшие об этих ее добродетелях не сочли старой девой:/ и чтобы <���этими славословиями> не прославить Смерть, не дать ей/ почувствовать свой триумф.]