Оксана Булгакова - Голос как культурный феномен

Чем неожиданнее и драматичнее изменение регистров, динамики и громкости в театре, тем больше внимания публики, которая с замиранием ждет от тенора высокого си. Но в быту эти эффекты, как и высокий фальцетный голос, прочно соединяются с представлениями о фальши, неестественности и демагогии.

Быстрый темп в речи, как и в музыке, ассоциируется с одержимостью, и изменение темпа действует укрощающе – как медленный темп гипнотизера. Пифагор, «увидев буйную толпу юношей, устремившихся вломиться в честный дом с непотребным намерением, привел в рассудок только тем, что приказал флейтщице, бывшей с ними, переменить в игре нежные тоны на голос медленный и важный» [32]. У Аристотеля семантика скорости, высоты тона и громкости связана с этическими качествами личности: великодушный обладает медленной походкой и низким голосом, «кому не многое кажется великим, тот не возвышает голоса, а крикливую и быструю речь создают противоположные причины» [33]. Эта метафорическая трактовка перешла и в поздние культуры. Голос ангела – высокий голос, как и голос девственницы, это голос моральной высоты. Голос демона низкий, как и голос фам фаталь, и в них всегда явственно ощущаема (в придыхании, хрипоте) телесность. Даже артикуляцию можно интерпретировать как связь четкости произношения с внятностью, с прямой определенностью сказанного. Наблюдая за манерой Фаиной Раневской, Эфрос отмечает: «Голос у нее басовитый, говорит она, растягивая слова, и вот этим неторопливым баском она вдруг как скажет что-нибудь про тебя или кого-то другого – сразу и не найдешься, что ответить. Властная мощь… внятность» [34].

Хриплые сиплые голоса ассоциировались раньше с низким социальным статусом, алкоголем и никотином, маркируя пропитых простолюдинов (у Тургенева, у Толстого). В начале века Александр Амфитеатров писал о ди Грассо, что у него до сильных патетических сцен был «некрасивый, хриплый разговорный голос», в котором слышалась «сумрачная тупость и первобытная грубость диких типов, которым он посвятил свое демократическое творчество» и эта привычка стала его второй натурой [35]. Также однозначно воспринимает голос Шолохова Александр Твардовский, критикуя антисемитскую атаку писателя на Эренбурга и шолоховский «хриплый задушенный голос, местами глохнувший, срывавшийся совсем, голос, относительно происхождения хрипоты которого не могло быть ни у кого сомнений» [36]. Однако в XX веке хрипота «делает большую карьеру». Уже Булгаков дает приятную хрипотцу Мышлаевскому, не трезвеннику. Сегодня мягкая хриплость коннотирует интимную, доверительную близость. Ее утверждение в публичном пространстве, ставшее возможным благодаря микрофону, сделалось новой модой, когда в 50-х на смену тенорам пришли хрипловатые слабые баритоны, которые раньше не смогли бы утвердиться на сцене. Эти голоса стали выражением сбитых гендерных ролей, когда мужчины стали говорить с придыханием, как женщины, а женщины постепенно перешли в более низкие регистры. Кристиану Брукнеру, популярнейшему актеру дубляжа в Германии, немецкому голосу Роберта Де Ниро, который сделал на хрипе свою карьеру, двадцать лет назад сказали при приеме в актерскую школу, что голос его профессионально непригоден.

Разницу семантики высоты, громкости, сиплости легче всего продемонстрировать в моделях описания голоса разными дисциплинами, представленных здесь в самой краткой форме.

Уже античные философы и риторы связывали голос с анатомией и размером легких, груди, головы, носа, через который может ускользнуть избыточный звук. Анатомические данные могут сделать голос приятным или отталкивающим. Квинтилиан говорит о чистой гортани, которая должна быть упруга и ровна, мягка и эластична, чтобы произвести чистые, не хриплые звуки. Ее аналогией является флейта: если дуть в нее равномерно, она будет производить иной звук в сравнении с тем, как если бы ее отверстия были зажаты. Тупая гортань заглушает голос, воспаленная делает его сиплым, или он кажется напряженным, как лопнувшая струна. При сопротивлении дыхательная труба «раскалывается», как «водяная труба», и избыточная влага во рту мешает голосу, так же как усталость [37].

Современная медицина более точна в анатомических и физиологических описаниях. Из положения связок (напряженного или расслабленного), открытости или спазма голосовой щели она может объяснить, почему голос звучит высоко, сипло, гортанно, шипяще, откуда берется придыхание, как возникает шепот, где образуются обертона и где резонирует звук. Язык, нёбо и губы, связки, голосовые щели, гортань, легкие и диафрагма так же важны, как гормональные перемены и нервные соединения.

Разные резонансные пространства производят голоса разного звучания. Часть звуков, родившись в гортани, выходит через рот; другая поглощается внутренними органами и вызывает вибрацию тканей головы, шеи, груди. Грудной голос резонирует в груди, фальцет – в костной коробке черепа. Этот головной голос формируется путем колебания только лишь краев связок, причем гортань находится гораздо выше ее обычного положения.

При сокращении мышц изменяются толщина, длина и натяжение голосовых связок. Чем сильнее эти мышцы сократятся, тем более натянутся голосовые связки (подобно натянутой струне) и тем выше будет издаваемый звук. При фальцете мускулы очень напряжены и щели сомкнуты, голос производится не дрожанием связок, и характер звука поэтому отличается от нормального тембра голоса, он беден обертонами и звучит выше. Акустически возникает звук, похожий на звучание флейты с экстремальными частотами. Радиус отклонений от основной частоты голоса определяет мелодический или монотонный голос, способный или неспособный к вариациям в высоте и динамике.

Скрипучий голос производится сжатыми связками, при сильном давлении на гортань. Шепот образуется сжатыми щелями, голосовые складки и связки не вибрируют, воздух идет вдоль их краев. Шепот и крик формируются при активном дыхании, в котором участвуют мышцы брюшного пресса, диафрагмы и межреберные мускулы.

Тембр, то свойство, по которому мы узнаем голоса, объясняется по аналогии со струнным инструментом, где кроме «основного», главного тона, определяющего высоту, имеется еще ряд добавочных, более слабых, вспомогательных обертонов, обогащающих звук и придающих ему специфичность, зависящую от характера вибрации связок. Этот тембр определяется в детстве и в неизменном виде остается на всю жизнь, меняясь лишь в старости, переходя в дрожание. Есть голоса с некрасивой вибрацией, слишком крупной или слишком мелкой («козлиной»), есть голоса, у которых вибрация отсутствует или слабо выражена. Вибрацию можно искусственно менять, и этому обучают еврейских канторов или актеров китайской оперы. Чем богаче голос обертонами, тем он выразительнее.