Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

В СССР мещанство обычно определялось как слой городских ремесленников, мелких торговцев, домовладельцев. Домовладелец в городе! Правда же, это фигура? Но вот что писал Берви-Флеровский: «Сознание опасности своего положения вполне присуще русскому мещанину. Он знает, что над его головою дамоклов меч, что он постоянно должен ожидать, что он больной и расслабленный будет выброшен на улицу без хлеба, без крова и с большим семейством. При первой возможности он стремится приобрести для себя дом, по крайней мере, тогда в случае беды его никто не выгонит на улицу. Для приобретения такого дома мещанское семейство способно налагать на себя нечеловеческие усилия и лишения. Заработная плата так низка, что простому, даже искусному наемному работнику невозможно скопить столько, чтобы купить себе дом».

Мы ниже еще рассмотрим условия обитания мещан в этих домах. Здесь же приведем характеристику этого «домовладения», сделанную БервиФлеровским: «Так как бедному мещанину весьма трудно строить дом, то дома строятся с большим расчетом на дешевизну, иногда из дурного и сырого леса, и поддерживаются они так долго, как только возможно. Мещанин чинит дом, как сапоги, и штопает, как платье. В отдельных частях города (Казани. – Л. Б. ) можно видеть эти зачиненные и заштопанные дома, где заплаты успели точно так же одряхлеть, как и первоначальная постройка… Если семейству, привыкшему жить в обыкновенных наших городских постройках, придется поместиться в обыкновенной квартире, то с первых дней, даже при самой лучшей топке, члены семейства будут чувствовать головную боль, постоянное нездоровье и тягость, а в течение месяца непременно все до одного сделаются больными» (Цит. по: 26; 24).

Нужно еще отметить, что эти дома строились на случайных клочках земли, не по планам и вопреки планам, а потому им постоянно угрожал снос, что делало положение мещанина еще более неопределенным. «Начальство» великодушно разрешало доживать в них до полного обветшания, запрещая, однако, ремонт. Можно отослать читателя к «Печорским антикам» Н. С. Лескова, который детально описывает такую ситуацию и дает образ одного из «антиков», Берлинского, умевшего столь «художественно» латать эти хижины, что и свежая починка выглядела, как стародавняя.

Естественно, что основную массу городской застройки составляли жилища мещанства и ничем от него не отличавшегося мелкого купечества. Это были обычные бревенчатые постройки деревенского типа – избасвязь, пятистенок, шестистенок, стоявшие трех– пятиоконным торцом на улицу, с такой же точно, как в деревне, обстановкой. И образ жизни, и облик большей части мещанства мало отличались от крестьянского, тяготея к образу жизни и внешности старозаветного купечества. Постепенно к середине ХIХ в. неподвижная мебель крестьянской избы в домах городских низов сменилась подвижной: шкафами для посуды (застекленными) и платья, комодами, горками для «парадной» посуды, деревянными кроватями, жесткими диванами и стульями, с которыми, однако, могли соседствовать скамьи со спинками и расписные или окованные железом сундуки. У людей позажиточнее сенями или капитальной стеной (в пяти– и шестистенке) жилище могло делиться на две половины: выходившую на улицу и разгороженную дощатыми переборками на две комнаты (зала и спальня) «чистую» часть и заднюю, в первой половине ХIХ в. иногда даже с курной печью, где были кухня, каморка прислуги или работника, производственное помещение, чуланы. «Дом у нас был, – вспоминал мещанин Свешников, – хотя и не очень большой, но и не маленький… Он был двухэтажный, в шесть окон на улицу, имея низ каменный, а верх деревянный. В каждом этаже, на улицу, было по две равные комнаты, которые у нас назывались по-тогдашнему, горницами. В верхнем этаже, кроме того, были еще отдельная комната (называемая светелкою) и кухня с небольшою горенкою, носившие у нас общее название стряпущей. Все эти помещения разделялись одно от другого большими сенями, имевшими с двух сторон по крыльцу. В сенях были устроены два чулана (в которых хранились праздничная одежда, посуда и другие вещи, редко требовавшиеся в нашем хозяйстве), лестница на чердак, называвшаяся у нас подволокою, и несколько стенных шкафчиков. На обширном дворе, обходившем вокруг всего дома, были построены два амбара, конюшни, коровники, ледник и баня; середину двора занимал небольшой ягодный сад, с боку которого находился колодезь; за конюшнями и ледником, с левой стороны, до угла улицы простирался узкий клинообразный огород» (160; 14). Чем не деревенская усадьба? Есть все, что требуется для автономной деревенской жизни: «Была у отца всегда добрая лошадка для его торговли, с полной летней и зимней упряжью, были даже немецкие, то есть легковые, лакированные, с полостью сани, которые, впрочем, употреблялись не более двух или трех раз в год – в Рождество и на Масленицу; было по летам по две и по три коровы, из которых одну осенью постоянно закалывали и мясо ее солили для зимнего мясоеда; было также дюжины полторы кур, а огород всегда хорошо обработан, и из него на зиму запасалось довольное количество овощей и солений» (160; 15). Но это все же мещане зажиточные. Сын служившего у купца садовника, И. А. Слонов, родившийся в Коломне, вспоминал: «У нас был свой маленький полуразвалившийся деревянный домик, с двумя крошечными комнатками и маленькой кухней, в которых наша семья помещалась довольно уютно и не чувствовала тесноты, потому что мы, дети, большую часть дня проводили на улице или на реке» (162; 9).

Но значительная часть городских обывателей должна была снимать жилье. Теснота и грязь здесь, натурально, были необыкновенные: ведь и сами мещанские домики большей частью были невелики и нередко ветхи, зато густо населены: «Живем мы с матушкой у соборного звонаря; у него был двухэтажный дом в три окна; низ сдавался под постоялый двор, вверху жили хозяин с семьей да матушка, занимавшая комнату с особым входом и печкой. Наша комната была настолько невелика, что мы спали на полатях, а зимой так зачастую и на печке… Семья хозяина состояла из него самого с женою, трех дочерей и сына… Кроме того, годами у них было человек по семи квартирантов-семинаристов разного возраста… Как все размещались в трех небольших комнатах, я теперь и представить себе не могу» (133; 43).

Непрезентабельна была и жизнь мещан. Слонов вспоминал свое детства: «Ужинали все вместе, причем тарелок, ножей и вилок у нас не было.

Ели все из общей большой деревянной чашки, деревянными ложками. Нарезанное мелкими кусочками мясо во щах мы могли вылавливать только после того, как отец скажет: «таскай со всем». Если же кто из детей зацепит кусочек мяса ранее этого, того отец ударял по лбу деревянной ложкой… После ужина, чтобы не жечь понапрасну сальной свечки, все ложились рано спать. Для этого на полу маленькой комнатки стлали войлок, на котором мы все, два брата и три сестры, ложились рядом и накрывались одним общим одеялом ‹…›.