Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Мы всегда ходили босые. Нам с братом давали надевать сапоги, а сестрам башмаки глубокой осенью, когда наступали морозы и выпадал снег… Наши ноги были черные и грязные, с них почти никогда не сходили «цыпки» – болезнь кожи, которая от грязи трескалась и из ранок сочилась кровь.

Ежегодно к Пасхе нам шили обновки. Брату и мне ситцевые рубашки и нанковые штаны, а сестрам ситцевые платья…» (162; 10, 12).

Этой жалкой жизни соответствовали и занятия мещан, их «торговля» и их мораль. Подробно описывает житьишко петербургских низов Свешников, поменявший множество хозяев и торговых заведений: «Лавка эта (свечная и меняльная. – Л. Б. ) была очень небольшая, и торговали в ней только хозяин, приказчик и я. Семейство хозяина, жившее на квартире, состояло из старухи, матери хозяина, и двух девиц, его сестер. Работа моя на квартире состояла в следующем: встав в шесть часов, я должен был поставить самовар для хозяев, вынести помои, затопить печи и перемыть посуду, а по воскресным дням меня оставляли на квартире до обеда для того, чтобы наколоть и наносить дров на неделю. В лавке, первое время, я был только на посылках – ходил в банк и к другим менялам обменивать деньги, относил покупателям товар, ходил с требованиями на заводы и в склады и т. д. ‹…› Впрочем, для меня эти два года были довольно трудные: я буквально ходил в сапогах без подошв на одних портянках, и это в осеннюю и зимнюю слякоть, когда невозможно было ступить на улице, чтобы не обмочить ноги по моклышку; а я до Рождества, когда бывает темное время и вообще хорошая торговля в свечных лавках, должен был целый день (иногда не удавалось даже пообедать и попить чаю) разносить и развозить на санках… покупателям товар: тринадцати и четырнадцати лет я уже носил на спине пятипудовые ящики, а на голове меня заставляли относить такие ноши, в которых было более чем два пуда, и их приходилось иногда тащить в Сергиевскую или на Васильевский остров. Бывало, когда снимешь корзину и поставишь на что-нибудь, чтобы отдохнуть, то минут пять или десять нельзя ни голову повернуть, ни спину разогнуть» (160; 27–28).

Эта служба Свешникова «в мальчиках» была бесплатной, но зато он стал воровать у хозяина из выручки: «Я слыхал от старых служак-приказчиков наставление, что для мальчика, желающего выйти в люди, необходимо соблюдать три правила, заключающиеся в следующем: перед хозяином быть честным, то есть ничего не красть; на приказчиков никогда не жаловаться и не ябедничать хозяину, что бы они не делали; и стараться услужить кухарке. ‹…› Ходя по Петербургу с разными хозяйскими поручениями, я нередко видел, как другие мальчики лакомятся или курят папироски, и потому, при виде разных выставленных лакомств, у меня тоже слюнки текли… и в это время я вспоминал о нашей, постоянно открытой, выручке и соображал, что могу совершенно незаметно взять, сколько мне потребуется…

Наконец, в одно злополучное утро искушение было так сильно, что я, оставшись один минут на пять в лавке, сразу же, по уходе приказчика, открыл выручку и стащил оттуда четвертак» (160; 27–28, 30). Воровал Свешников довольно долго удачно. За лакомствами пошли папиросы, затем трактиры и портерные, «за пьянством пошел сряду же и разврат, и потому мне уже не хватало потаскиваемого из выручки серебра: я начал потаскивать и кредитки, по три, по пяти рублей» (160; 33). Дошло дело и до десятков рублей. Мальчик попался, получил жестокую таску и был уволен. После разного рода приключений «мне вышло место в сливочную лавку на Черной речке с жалованьем по четыре рубля в месяц, но и этому я был очень рад, потому что мне в первый раз еще приходилось служить за жалованье.

Лавка, в которую я поступил, была очень небольшая. В ней торговал сам хозяин, и, кроме меня, не было никакой другой прислуги во всем доме. Семейство хозяйское состояло только из трех человек: хозяина с хозяйкою и отца хозяйки, в доме которого и находилась лавка… Так как служащих, кроме меня, не было, то мне приходилось исправлять здесь всякую работу: я убирал скотину (было две коровы и лошадь), копал картофель, ездил в город за товаром и торговал в лавке» (160; 52). Так шла мещанская жизнь: тяжелая работа, воровство, пьянство, поиски новой работы: «Вторичное пребывание мое в Петербурге продолжалось с лишком четыре года… и во все это время я переменил более десятка должностей. Кроме описанных уже мною: трактирской, мелочной, сливочной, я служил еще у Дорота в ресторане, у Гадалина в кондитерской, на Петербургской стороне в булочной, сторожем при балагане Симонсона, в печниках, кухарем у портных и в разных поденных работах; но при всем том я очень часто находился и без дела» (160; 52, 54–55).

Любопытным представляется дневник купеческого сына мелкого торговца из г. Опочка, И. И. Лапина, который он вел с 1817, то есть с 18 лет, по 1836 г. Ему принадлежала мелочная лавка, где продавалось буквально все: кушаки, перчатки, свечи, картины, перчатки, помада, пряники, чернослив, орехи… Примечательно здесь то, что торговые дела упоминаются крайне редко, походя: «В сей день весь не сидел в лавке», «Ярмонка была не столь велика, и я в сей день торговал 70 рублей», «Был на ярмарке… и сидел в лавке… За лавку цена 15 рублей, торговал же 220 руб.», «…торг был последний, и я торговал 60 рублей», «Был я на ярмарке впервые в Томсине… и я торговал 10 рублей…» – почти все на протяжении 37 страниц публикации. Дневник заполнен описаниями веселья и свиданий «с нимфочками», поцелуев, хороводов, забав, небольших выпивок с друзьями («ведро пива на 7 человек»), игр бильярдных и карточных «по маленькой» (выигрыши и проигрыши – от 60 коп. до 8 руб.), прогулок, хождений по гостям, погоды, примечательных событий, вроде гибели людей от удара молнии или подо льдом, пожаров, краж, смертей и погребений и т. д. И среди таких записей: «В сей день получил от Анны Лаврентьевны российскую балладу Громобоя, которую и списал…», «Послал письмо к А. П. с выпиской из Телемака…», «От Анны Лаврентьевны получил я для прочтения книжечку в 2-х частях «Молодой дикий или опасное стремление первых страстей» г-жи де Жанлис, которую с наивеличайшим удовольствием прочел», «От Анны Лаврентьевны получил книжечку: «Товарищ разумный и замысловатый»; Вечером вручил Анне Лавр. обещанные списать мною ей 3 песенки: 1) «Доколь, доколь несчастной», 2) «Ты погибель мою строя» и 3) «Люблю тебя, но тщетно», «…начал учиться переплетать и первую переплел книжечку «Вестник Европы» и пр. И, между прочим, под 1825 г. – «…имел счастие видеть Александру Сергеича г-на Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одеждою…» (101; 92 – 129).

Лишь небольшая часть мещанства, выбившегося наверх, жила в условиях, приближавшихся к среднему жизненному уровню горожан той эпохи. Перед нами служебная квартира окончившего Мещанское училище доверенного, то есть управляющего всеми делами фабрики и торговлей у крупных производителей ситцев, учредителя, а затем и председателя «Взаимно-вспомогательного общества купеческих приказчиков», выходца из старинного ростовского купечества М. И. Щапова. Конец XIX в., Москва, Немецкая улица. «Квартира в одноэтажном старом каменном доме. Из маленькой передней вход в зал и дальше – в гостиную, в обеих комнатах – по три окна на улицу. В зале между окнами – два зеркала, у стен – два ломберных стола, на них – подсвечники, а под подсвечниками – вышитые коврики. На стенах – бра с керосиновыми лампами, у стены – рояль… Чинные стулья под чехлами. Занавески кисейные, подобранные на стороны. Обои белые. В гостиной паркет закрыт огромным восточным ковром… В гостиной – столики, круглый и овальный. Круглый покрыт красным плюшем, внизу он резной… На нем – на салфетке лампа…