Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Радикальные перемены в военном образовании во второй половине XIX в. должны были повлиять на профессиональную подготовку и воспитание офицерства. Но… значительная часть этих заведений состояла не из военных, а из юнкерских училищ, куда принимались выпускники прогимназий с четырехклассным курсом. Правда, военные училища были двухгодичные, а юнкерские – трехгодичные. «Но в этот один год юнкерских училищ, разумеется, нельзя было сделать того же, что делалось в средне-учебных заведениях в 7–8 лет. Таким образом, общее образование у молодых людей, кончивших юнкерские училища, было много ниже, чем у прошедших военные училища, а объем военных сведений был также меньший.

Что же касается воспитания, то в смысле светских требований оно было также не блестяще…» (64; 361).

Вольноопределяющийся Нижегородского драгунского полка. 1914–1917 гг.

Лишь в гвардии только некоторая доля офицеров, из богатых аристократических семейств, была светски воспитанной, относительно образованной и обладала сравнительно широким кругозором, армейское же офицерство не выдерживало никакой критики. Тем не менее необходимо подчеркнуть огромную роль русского офицерства в культурном развитии страны. Армия и флот дали России множество выдающихся деятелей в разных областях. Можно не говорить о таких исследователях, как Ф. П. Врангель, Н. М. Пржевальский, Ф. П. Литке, Г. Я. Седов, А. В. Колчак или В. К. Арсеньев; в конце концов, их исследовательская деятельность была тесно связана с их военной профессией (хотя последний оказался и талантливым писателем, создателем образа Дерсу Узала). Можно напомнить о таких литераторах, как М. Ю. Лермонтов, Ф. М. Достоевский, К. М. Станюкович, А. И. Куприн (все они получили военное образование), Л. Н. Толстой, А. А. Фет, Вс. Крестовский, пришедших в полки юнкерами; о художниках – П. А. Федотове, Н. А. Ярошенко, Л. М. Жемчужникове, композиторах – Ц. А. Кюи, М. П. Мусоргском, Н. А. Римском-Корсакове, агрономах – А. Т. Болотове и А. Н. Энгельгардте, – пожалуй, ни одна армия в мире, включая Советскую, не дала такого созвездия имен. Русский офицерский корпус был сколком с русской нации и со всей страны, «убогой и обильной, могучей и бессильной», и оценка его не может быть однозначной. Как в дворянстве в целом, так и в офицерских кругах существовала определенная рознь.

Лощеные гвардейцы презирали грубую невежественную «армейщину», а армейское офицерство третировало гвардейцев как светских хлыщей и паркетных шаркунов. «Тонняги»-гвардейцы, представлявшие замкнутую касту, выработали даже особые манеры и язык. Князь В. С. Трубецкой, поступавший в лейб-гвардии Кирасирский Ея Величества полк (то есть не самый блестящий), вспоминал о своем первом посещении офицерского собрания: «Здесь за столом сильно чувствовался полковой замкнутый мирок общих вкусов, интересов, привычек, установившихся взглядов и взаимоотношений, а также своих особенных словечек и выражений. У очень многих в разговоре чувствовалась совершенно одинаково манерная небрежность, одинаковая эффектированность речи. На всех лежала как бы одинаковая печать полка, а именно кирасирского полка. Впоследствии я наблюдал, что каждый полк имел свою совершенно особую печать – незримую, но крепко чувствуемую» (180; 376). Таким образом, если не культивировалась, то спонтанно складывалась некоторая рознь между разными полками даже в сравнительно небольшой гвардии; в частности, А. А. Игнатьев отмечал, что иные полки признавали себя как более преданными престолу и более близкими к трону. Так, лейбгвардии Конный полк, по чистой случайности атаковавший в 1825 г. каре выведенных декабристами солдат на Сенатской площади, считал себя более преданным престолу, нежели находившийся в той же бригаде лейб-гвардии Кавалергардский.

Генерал. После 1907 г.

Замкнутость офицерства гвардии, в целом, и ее полков, в частности, выражалась и одновременно поддерживалась спецификой комплектования офицерского состава. По существовавшим правилам, выпускники военно-учебных заведений, в зависимости от полученных выпускных баллов, могли выбирать расположенные в определенной последовательности, по престижности, вакансии, в том числе и в гвардейских полках. Но, по традиции, успехов в учебе было недостаточно: в первую очередь требовались иные качества, прежде всего принадлежность к потомственному дворянству. «На этой почве, – писал А. И. Деникин, – выходили большие недоразумения, когда не предупрежденные о таких порядках юнкера – не дворянского сословия – брали гвардейские вакансии. Выходили иногда громкие истории, доходившие до государя, но и он не мог или не хотел нарушить традицию: молодые офицеры, претерпев моральный урон, удалялись из гвардейских полков и получали другие назначения» (56; 46).

Однако одной принадлежности к дворянству было недостаточно. В «блестящих» полках, например Преображенском или Кавалергардском, куда поступал цвет высшего дворянства, «носить громкую старинную дворянскую фамилию и обладать средствами и придворными связями было еще далеко не достаточно… Туда мог попасть только безупречно воспитанный молодой человек, о репутации и поведении которого полком собирались тщательные справки. А кавалергарды в некоторых случаях еще и копались в родословной представлявшегося в полк молодого человека и проверяли за несколько поколений назад его бабушек и прабабушек: не затесалась ли среди них какая-нибудь мадам, неподходящая по своему происхождению и тем самым портящая родословную. Ведь она могла бы передать по наследству плебейские черты своему потомству. Здесь никакие протекции не помогали. Случаи, когда сыновья министров и высших сановников при представлении в эти полки получали отказ, не были исключением», – писал В. С. Трубецкой (180; 371). До 1729 г. прием офицеров в гвардейские полки вообще происходил на основании баллотировки, а позже дело обставлялось таким образом, чтобы не повредить офицеру: офицерское собрание, извещенное командиром полка, собирало сведения частным образом, негласно, а затем, по его рекомендации, командир частным же образом давал согласие или отказывал; такой отказ не накладывал пятна на имя офицера и позволял поступить в иной, не столь «блестящий» полк. Даже признанные достойными офицеры из армейских полков, желавшие перевестись в гвардию, год служили в полку в качестве «прикомандированных», нося мундир своего прежнего полка, и только по истечении этого срока, если все собрание офицеров единогласно признавало в «прикомандирашке», как пренебрежительно именовали таких претендентов, достойного молодого человека, он становился полноправным членом офицерской семьи. Точно таким же образом собирались сведения об избраннице молодого человека: достойна ли она по происхождению и репутации личной и семейства войти в круг «полковых дам». Если девушку признавали недостойной, командир не давал разрешения на заключение брака, если же офицер настаивал на своем, он должен был выйти из полка. Любое пятно на имени дамы отражалось и на ней, и на ее супруге, и даже на тех, кто поддерживал с этой дамой знакомство. Служивший в лейб-гвардии Кирасирском Ея Величества полку великий князь Михаил Александрович, брат Николая II, отбил жену у своего однополчанина, что в гвардии не допускалось. Хотя Михаил Александрович сочетался с «разводкой» законным браком, командир полка приказал своим офицерам под страхом выхода из полка не только не поддерживать отношений с бывшей полковой дамой (супругой брата царя!), но даже не кланяться ей, а поручику Хану Эриванскому, замеченному в театральной ложе в компании с этой дамой, было приказано в 24 часа подать рапорт об увольнении в запас!