Светлана Адоньева - Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины

Для справедливости скажем, что не только женщины-колдуньи угрожают мужскому населению: Валентина и ее подруга также рассказывали про одного колдуна-мужчину, который «извел весь конец деревни».

В соответствии с системой трудодней крестьяне получали в качестве оплаты труда зерно и другие сельхозпродукты. О деньгах в современной российской деревенской экономике см. [Paxson 2005: 69].

Райан утверждает, что, по распространенному убеждению, колдуны не ходят в церковь; он не цитирует источник [Ryan 1999: 77].

Согласно модели ритуала ван Геннепа (в модификации 1969 года, предложенной Тёрнером) и определению ритуала (как повторяющегося, стандартизированного символического действия), данному Кертцером [Kertzer 1988].

Такие трикстеры описывались и в дореволюционных российских материалах. См. [Worobec 1995: 166].

Термин «быличка» может означать как меморат, так и фабулат. Былички могут рассказываться от первого или от третьего лица. Но в целом они ближе к меморату, нежели к фабулату, поскольку предполагают определенную непосредственность опыта.

Во время исповеди прихожанин пересматривает свой опыт, используя форму, предложенную церковью. Священник говорит: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое» – и исповедующийся, рассказывая и оценивая свое прошлое, принимает позицию стоящего перед Господом – фигурой безусловной власти и силы. В случае былички, однако, обращение к пережитому опыту и его пересмотр представляет собой суверенный акт, не предполагающий санкцию авторитета.

«Доброходушка» – местное именование домового (северо-восток Вологодской области). Как нам говорили некоторые информанты, название «доброходушка» с корнем «ходить» подчеркивает местное убеждение, что он может перемещаться вместе с человеком, оберегая его. Также объясняли это слово через другой корень: «хотеть», то есть что домовой желает добра человеку.

См. подобный прием в сказке о животных «Медведь с липовой ногой», тип 161А [Бараг 1979]; тип АТ 163В [Aarne, Thompson 1961], в которой медведь поет:

В. И. Даль дает следующее определение: «Постылеть – становиться постылым, немилым, нелюбимым, противным, ненавистным» [Даль 1973: III, 348].

Щепанская рассматривает природу страха в связи с мужским опытом сверхъестественного. Для мужчин, практикующих магию, контроль над собственным страхом и над страхом других равносилен контролю над сверхъестественным. Для женщин же, использующих магию, напротив, самое главное – это «кровь», ассоциирующаяся с защитой, исходящей от ее «рода» («родителей») [Щепанская 2001: 80].

Тимоти Райс описывает такую ситуацию во время обучения игре на волынке в Болгарии [Rice 1994: 65 – 67]. В деревне Вологодской области Ольга Давыдова попыталась собрать воедино передачу обычаев, поверий и историй, используя интервью с подростками [Давыдова].

«Живые помощи» – народное название 90 псалма Псалтыри. Рукописный текст представляет собой искаженную версию церковнославянского. Молитва в записной книжке Валентины выглядит следующим образом: «Живый в помощи вышняго, в крови Бога небесного водворитья, речят Господеви: завтупник мой еси и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на него, яко той избавит тя от сети ловчи и от словеси мятежня; плещмя своима осенит тя. И под криле Его надеешься, оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от стаха нощного, от стрелы, летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от стяща и беса полудённого. Падет от страны твоея тысяща и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится; обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши. Яко ты, Господи, упование мое; Вышняго положил еси прибежице твое. Не придет к тебе зло и рана не приближится телеси твоему. Яко Ангелом стоим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих. На руках возмут тя. Да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и Василиска наступиши, и попреши льва и змия. Яко на мя упова, и избавию и покрою и яко позна имя мое, Воззовет ко мне и услышу его, с ним в скорби, изму его и прославлю егоь долготою дней исполню его и явлю ему спасение мое».

И событие, о котором идет речь, и само событие повествования представляют собой перформативы в перлокутивном смысле, они подтверждают «возникновение силы, которая влияет на завершение чего-либо» ([Gill 1977: 154]; см. также [Austin 1962]); в частности, событие рассказа предполагает не только определенные иллокутивные намерения, но и вполне определенный перлокутивный эффект: рассказ об успешном молитвенном обращении должен убедить собеседника в особой компетентости говорящего и тем самым создать (или подтвердить) его идентичность как «сильного актора».

См. исследования отношений участников и структуры коммуникации: [Hymes 1972: 58 – 59]; а также краткий обзор [Shugar, Kmita 1990: 275 – 277].

Элизабет Уорнер отмечает (на основании интервью с информантами 1915 и 1927 годов рождения), что эта практика вышла из употребления у православных в Псковской области, но осталась у староверов [Warner 2000b]. Мы, тем не менее, сталкивались с ней во всех областях, где проходили наши исследования.

Жанмари Рой-Виленбой показала, что горожане практикуют те же обычаи, что и сельские жители, включая похоронные обряды [Rouhier-Willoughby 2008].

Многие городские семьи, сохраняя деревенские обычаи, привозят покойника домой в ночь перед похоронами, чтобы все желающие могли проститься с умершим [Там же: 266].

Матери с грудными младенцами и беременные женщины (с момента, когда беременность становится заметной) были исключением: их держали подальше от мертвого тела (мужчина, 1929 г.р., женщина, 1926 г.р., Ануфриево, Белозерский район, Вологодская область, 25 июля 1994 г. Bel10-22).

О похоронном обряде, помогающем пережить горе, см. [Rouhier-Willoughby 2008: 185 – 196].

Это была местная традиция; в Архангельской и Вологодской областях, например, поминали всех, потому что считали, что все были крещеные. В советское время бабушки порою крестили своих внуков, когда мыли их в бане.

В Новом Завете (Евангелие от Матфея 6: 1 – 4) подчеркивается необходимость подавать милостыню тайно, чтобы сохранять смирение и не впадать в грех ханжества и лицемерия. Наши собеседники не ссылались на Евангелие, но придерживались тех же представлений.