Светлана Адоньева - Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины

В другом интервью мать, Валентина Гавриловна Г., 1927 года рождения, и ее дочь, Александра Матвеевна С., 1949 года рождения, вспоминают, как это делалось:

А. М: А еще, мама, через скобку-то мыли, тоже какие-то слова ведь говорили?

В. Г.: Да ведь через скобку – это от озыка. Всё озык раньше, всё озычали, говорят. Дак через скобку мыли.

А. М.: А озык – это чего, как сглазили типа?

В. Г.: Да, сглаз. Через скобку мыли. Не знаю уж я как. Дак ведь и теперь есть, что сглаз есть.

А. М.: Ну, есть такой человек…

В. Г.: Нехороший.

А. М.: Он иногда сам не знает, что у него такой взгляд. Он посмотрит на ребенка, дак тем более еще ребеночек хорошенький, да еще чего-нибудь скажет: «Ой, какой хорошенький, какой пригоженький!» И ребенок становится беспокойный. Это значит, какой-то взгляд у человека.

– А через какую скобку?

В. Г.: Дак вот скобка.

А. М.: Через скобку входной двери.

В. Г.: Водички в рот наберет. У меня вот свекровушка была, дак она сама было возьмет водички в рот да подойдет к скобке, со скобки-то вода как скатывается, этой водичкой ты и помоешь ребеночка, кладешь в зыбку. (д. Алеканово, Кадуйский район, Вологодская область, 22 июля 2001 г., Kad20-58).

Беспокойное поведение ребенка однозначно объясняется как результат враждебного действия конкретного человека: именно этот человек плохо посмотрел, плохо подумал или неискренне похвалил [Веселова, Мариничева 2010]. Важно отметить, что предлагает это объяснение всегда кто-нибудь из старших женщин. Старшие женщины брали на себя ответственность за ситуацию, интерпретировали ее и либо сами разрешали ее магическими средствами, либо звали специалиста – знающую . В диалоге, который приведен выше, отражается связь между тремя поколениями. Свекровь Валентины Гавриловны принадлежит первому поколению, она сама снимала сглаз. Валентина Гавриловна (второе поколение) вспоминает, что, будучи молодкой, она знала про озык, но не знала, как его снимать, – то есть она принимала интерпретацию событий, которую восприняла от свекрови в пору своего материнства. Ее дочь Александра Матвеевна (третье поколение) уже меньше уверена в причине недуга, но тем не менее она расспрашивает мать и относится к ней как к авторитету в вопросе снятия озыка. Это очень показательно: вплоть до 1970-х материнские практики деревенских женщин строились преимущественно на основании отношений между молодой женщиной и большухой-свекровью. Но, как мы указывали в главе 2, межпоколенческий конфликт второго и третьего советских поколений женщин проявился и в том, что молодые матери третьего поколения предпочитали обращаться к собственным матерям за советами, касающимися материнства. Содержание знания оставалось в целом тем же, но изменился путь его передачи.

Озык и оговор в приведенном нами примере – слова, которыми обозначают результат действия определенных речевых актов. О перформативном смысле таких речевых актов свидетельствуют определяющие их глагольные формы: обойкать (букв.: говорить «ой» – в смысле похвалы «ой, какая хорошенькая») или оговорить , как в истории, записанной от женщины 1925 года рождения:

У первой девочки дак озык был – оговорили ее. Озык, озык называется, оговорили ее. Озык, дак вот там обойкаешь, и он потом беспокоится, плакат все. Вот я ходила к одной тетеньке. Она мне сделала на воду, дак че тода – обкачивала. На воду слова какие-то наговаривала, да и окачивала этой водой, обливала. Вот. (д. Борок, Белозерский район, Вологодская область, 11 июля 2002 г., ФА, Bel20a-159)

Тридцатисемилетняя женщина, от которой мы записали следующее интервью в 2002 году, принадлежит уже к четвертому поколению, но разделяет те же взгляды. Обратим внимание на то, что она восприняла их не от свекрови, а от матери:

– …ойкать: «ой, ой, ой». Это слово считается плохим. Я это не от одной бабульки слышала, что если ойкаешь – ой, ой, ой, ой! – какое-то недобро оно несет, что именно – не говорит, не объясняет.

– А почему это называется одиивать?

– Я не знаю. Это, видимо, какое-то диалектное слово.

– …То есть когда говорят: «Ой, детки, ой!» – вот это как бы нехорошо?

– Считается, что нехорошо. Например, я это от нескольких слышала. От Александры Алексеевны, от своей другой бабушки, хотя очень любила ойкать, тем не менее, всегда говорила, что слово плохое. (Ж., 1965 г.р., Белозерский район, Вологодская область, 30 мая 2002 г. Bel20-170)

Непременным условием для непреднамеренного сглаза является особое отношение между ментальным и речевым действиями. Произнесенный комплимент превращается во вредоносное действие только в том случае, когда радость говорящего по поводу красоты или здоровья чужого ребенка не является искренней. (Замечание «ты не знаешь, что человек думает» часто встречается в рассказах о сглазе.) В понимании наших собеседниц, комплимент небезопасен, если за ним скрывается зависть или ревность.

В интерпретациях старших женщин способность причинять вред с помощью магии считается личным качеством, которое необязательно связано с дурными намерениями. Сам человек может признавать за собой подобную репутацию, в таком случае считая это естественным свойством:

Бывало так, что у меня язык худой. Допустим, я иду, чо-то на Покровском увидела, допустим… скажу: «Сделайте вот этак вот». – «Ой, да ладно». Не сделают – будет худо. Обязательно сделается. Вот говорят за это – худой язык. Лучше, говорят, ничего не говори. (Женщина, 1926 г.р., д. Борок, Белозерский район, Вологодская область, 8 июля 2002 г., ФА, Bel24-67)

Мысль о том, что «твое гораздо лучше моего», представляет собой ментальный акт (его так и называют «крепкая дума»), который может повлечь за собой сглаз. По словам женщины 1915 года рождения, сглаз можно отвести, сказав: «Спаси такую-то и такую-то рабу Божью / такого-то и такого-то раба Божьего (имя потенциальной жертвы) от призору, отговору, крепких дум» (д. Заколупино, Виноградовский район, Архангельская область) [Адоньева, Овчинникова 1993: № 220]).

Самым распространенным средством защиты от сглаза служит символическое усиление границ: приколоть булавку к одежде, положить худой нож или старые ножницы в люльку, как говорила нам в 1986 году женщина 1927 года рождения (д. Пиренемь, Архангельская область [Адоньева, Овчинникова 1993: № 226]); повесить ножницы или какой-нибудь острый металлический предмет около окна или подкову над входом в дом.

Всегда носите булавку в этой, в сорочке, чтобы была булавка. Чтобы ничего к вам не пристало. И ничего не сделается. Или вот когда идет, видите, что такой подозрительный человек, так вот так, вот держите <���фиги>, или в кармане, или соль в кармане носят. Ведь всякие есть люди. (Женщина, 1923 г.р., д. Фетинино, Белозерский район, Вологодская область, 14 июля 1994 г., ФА, Bel20-106)