Светлана Адоньева - Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины

Поскольку сплетни и слухи о колдовстве вращались вокруг социальных причин всяких несчастий, нам было важно исследовать конструируемые ими социальные сети. Это оказалось непростой задачей: со многими из подозреваемых в колдовстве нам не удалось познакомиться (они, как утверждалось, либо уже умерли, либо переехали в другое место), и мы не смогли сделать в их отношении какое-либо обобщение. Тем не менее мы поговорили с двумя «колдуньями», которые фигурировали в рассказах Валентины. Таким образом, мы смогли исследовать отношения и сформировать картину социальных сетей, которые включали в себя сообщество колдунов. Магические практики могут служить одним из возможных приемов, посредством которого можно представить социальную сеть села Красного.

Возможно, это было случайным совпадением, но оказалось, что обе колдуньи пели, так же как Валентина и я (ЛО). Разговоры о пении помогли нам наладить контакт и послужили основой для дальнейшего общения. Одна из женщин, Александра Павловна А., 1941 года рождения, по прозвищу Савалиха, пела в одном хоре с Валентиной и иногда исполняла ту же партию, которая составляла славу Валентины (высокий подголосок, который в деревенском хоре традиционно велся одним человеком). Валентина рассказала множество историй о том, как или Александра, или ее мать специально делали хриплым голос Валентины, чтобы Александре самой петь эту партию во время записи или на концерте в другой деревне. Очевидным образом их отношения были омрачены ревностью к артистическому успеху.

Другая женщина, Татьяна Васильевна М., 1939 года рождения, по прозвищу Деряба, не упоминалась в рассказах Валентины о пении, но ее собственная история свидетельствует о переживаниях того же свойства. Рассказывая о своем участии в деревенском хоре, Татьяна говорила о себе без намека на скромность. Она утверждала, что все, что она делала в этой области, «получалось хорошо» и что, когда она уехала из деревни в 1981 году, «все развалилось». Как и Александра, в хоре она пела в основном советские песни и часто выступала на праздниках в соседних деревнях. Татьяна перестала петь после смерти мужа в 1987 году, поэтому Валентина не могла припомнить недавних ситуаций соперничества с ней. Но возможно, отношения зависти, связанной с возможностью выступать и получением вокальных партий, сформировались между ними раньше.

В полевой ситуации мне (ЛО) было понятно, что ни Татьяне, ни Александре нельзя говорить, что их подозревают в колдовстве. Такое обвинение не только обидело бы женщин, но и испортило бы их отношения с Валентиной. Валентина намеренно сохраняла с ними добрые отношения, хотя не хотела приглашать их к себе в дом. Она избегала открыто обсуждать с ними колдовство; когда она говорила о них со мной, она боялась, что я могу проболтаться им о том, что она мне рассказала. Имена участниц этих историй и название деревни, разумеется, скрыты.

Хотя я (ЛО) прямо не обвиняла этих женщин в колдовстве, в процессе разговоров я узнавала их жизненные истории и спрашивала о колдовстве. Биографии их внешне не походили одна на другую. Александра двадцать лет проработала бригадиром тракторной бригады в совхозе, ей приходилось руководить работниками, приказывать им и оценивать выполнение ими работ. В совхозе было два бригадира, и когда другой заболел и ушел с работы, ей пришлось отвечать за все обширные сельскохозяйственные угодья. Ее рабочий день продолжался с 7.30 утра до 9 вечера. Когда я сказала, что, наверное, как женщине ей было трудно руководить мужчинами, она ответила: «Я не хвастаюсь, но хочу сказать, что они меня слушались. Я сама оценивала их работу и назначала зарплату. Все было под моей ответственностью. Они слушались». Она сказала, что со своей бригадой не раз была победительницей соцсоревнования и получила несколько наград. Так что, хотя в приватных беседах Александру обвиняли в колдовстве (считалось, что знания она получила от матери), в официальном советском контексте она была признанной фигурой, получившей свой авторитет от совхозной администрации. Она говорила, что не проходила никакого специального обучения, прежде чем занять эту позицию, однако она окончила среднюю школу (10 классов), что было нехарактерно для женщин ее поколения. Александра приписывает свой успех врожденной «смекалке». Кроме того, она говорит, что ей хорошо давалась математика, и она достаточно хорошо разбиралась в тракторах, чтобы понять, когда трактористы пытались ее обмануть, утверждая, что их машина в неисправности.

Если в рассказах Валентины о колдовстве преобладала тема социальных отношений, включающих власть и мастерство, то рассказы Александры о работе схожим образом включали в себя тему власти (контроля над другими), успеха и мастерства. Особенно она выделяла тему контроля, четыре раза повторив в своем рассказе, что трактористы «слушались» и «подчинялись». Социальная и институциональная власть, осуществляемая одним человеком, может породить подозрения, что этот человек занимается колдовством. Логика при этом строится следующим образом: раз она или он предъявляет свою силу в определенной области жизни, то почему бы ему или ей не иметь доступа и к области предельной силы, той, где соприкасаются наш и иной миры. Иначе говоря: если я боюсь способности человека повлиять на мою жизнь в одном смысле, то могу опасаться того же в другой области. Как пишет Христофорова: «Приписывание колдовских способностей не просто маркирует “чужесть” человека, но и демонстрирует страх и уважение, которые он вызывает» [Христофорова 2008: 374].

Успешность Александры могла быть причиной, по которой возникло обвинение в колдовстве. Как зависть считается возможной причиной сглаза или порчи, так верно и обратное: люди подозревают в колдовстве тех, кто бессознательно вызывает у них зависть [Ильина, Топорков 2006: 445]. Деревенская экономика и этос наказывают тех, кто возвышается над основной массой. Человек не должен хвастаться или выставлять свое богатство напоказ: делая так, он рискует навлечь на себя катастрофические последствия [Paxson 2005: 445]. Александра дважды подчеркивала, что она «не хвалится», но фактически она делала это, упоминая свою власть, способности, усердный труд, преданность делу и награды. Если она делала то же самое в разговорах с местными старшими женщинами, разве могли они не заподозрить, что у нее так все удачно складывается не просто так, что она добилась успеха нечестным, неестественным образом? Ситуация демонстрирует столкновение и сосуществование разных ценностей: в фокусе традиционных деревенских ценностей – общее благо [Paxson 2005], в фокусе новых – максимизация индивидуального блага. Выказывая свою скромность, Александра, безусловно, признает и озвучивает ориентированные на сообщество традиционные ценности; однако она была воспитана в советское время и восприняла иерархию ценностей, свойственную советскому обществу, а оно парадоксальным образом поощряло индивидуальное соперничество («социалистическое соревнование») и награждало победителей (стахановское движение). Наряду с внутренней натуральной экономикой, складывавшейся веками, деревенское сообщество опиралось на общинную ментальность, которую можно определить как «психологию кластера». Кластерные структуры способны к саморегуляции; они тщательно охраняют свои внутренние режимы от воздействия извне [Прохоров 2002: 83]. Но одна из функций внутренней регуляции крестьянского сообщества – сохранение гомеостаза – осуществляется посредством контроля над инновационными формами поведения. Слухи и сплетни обеспечивали эту функцию, обвиняя членов сообщества в использовании магии.