Наум Синдаловский - История Петербурга в преданиях и легендах

Героически сражались с Наполеоном солдаты прославленного Павловского полка. В битве под Фридландом они проявили чудеса мужества и отваги, и Наполеон, с уважением относившийся к военной доблести противника, приказал собрать на поле боя простреленные каски русских солдат и передал их Александру I. Их оказалось более пятисот. Вслед за этим последовал указ императора: «В лейб-гвардии Павловском полку шапки оставить в том виде, в каком полк сошёл с места сражения, хотя бы некоторые из них были повреждены». С тех пор в полку соблюдалась традиция: новобранец, проявивший в бою воинскую удаль, получал такую простреленную каску с именем героя-однополчанина. Однажды полковые каски решили поменять на киверы. Как-то раз, объезжая войска, Александр поинтересовался у солдат, удобен ли новый головной убор. «Удобен-то удобен, – в один голос ответили павловцы, – но в старых неприятель нас знал и боялся, а к новым ещё придется его приучать». И старые каски были возвращены в полк.

Гвардейские полки славились своими командирами. Их пример вдохновлял на подвиги солдат, а сами они становились персонажами городского фольклора. О многих из них мы уже рассказывали. Вот ещё два примера. Шефом Павловского полка был граф А.И. Остерман-Толстой. В сражении под Кульмом он был тяжело ранен. Когда солдаты подбежали к своему командиру и стали снимать его с коня, он сказал: «Вот как заплатил я за право командовать Гвардией. Я доволен». Прямо на поле боя медики ампутировали ему руку. По иронии судьбы, кроме него, ещё два генерала потеряли на войне по одной руке: И.Н. Скобелев и Д.Г. Бибиков. Все трое были азартными игроками в бильярд. Позже Остерман-Толстой шутил, что «руки ему не жаль, потому что он был одним из лучших бильярдистов, и уступал только тем двоим».

Во время войны 1812 года будущий командир всей гвардейской пехоты России Карл Иванович Бистром командовал Егерским полком. Это его полк первым начал историческое Бородинское сражение. Эстляндский дворянин, происходивший из старинной остзейской фамилии, он считал себя настолько русским, что, как рассказывает старинное предание, мог в сердцах сказать самому императору о ком-нибудь исконно русском: «Ваше величество, он просто ужасный немец, очень плохой человек». Да и солдаты называли Бистрома на русский лад Быстровым.

Повторимся ещё раз. Расформирование в 1918 году гвардейских полков нельзя не считать серьёзной утратой, понесённой Россией в результате большевистского переворота. Это подтверждает и тот факт, что уже в сентябре 1941 года, в самые тяжелые дни войны, когда было необходимо поднять боевой дух советского народа в борьбе с фашистской Германией, первым четырем стрелковым дивизиям Красной армии были присвоены почетные звания «гвардейских». В дальнейшем такие звания присваивались армиям, корпусам, дивизиям, полкам, бригадам, соединениям и кораблям Военно-морского флота. А в настоящее время обсуждается вопрос о возрождении исторических Преображенского и Семёновского полков.

В ОТЛИЧИЕ ОТ ЛИКУЮЩИХ эстрадных мелодий, бравурных куплетов и жизнеутверждающих газетных передовиц, фольклор кануна войны не заблуждался насчёт грядущей трагедии.

Верующие старушки рассказывали, что на старинном кладбище Александро-Невской лавры появился старичок с крыльями. «Ходит между могилами, сам собой светится, а слова не говорит». Как только явилась милиция, старичок взлетел на склеп и оттуда произнес: «Руками не возьмёте, пулей не собьёте, когда схочу – сам слечу. Делаю вам последнее предупреждение: идет к вам чёрный с чёрным крестом, десять недель вам сидеть постом, как станет у врат – начнется глад, доедайте бобы – запасайте гробы. Аминь!». Сказал так старичок с крыльями и улетел, только его и видели.

По воспоминаниям Натальи Петровны Бехтеревой, в небе над Театром драмы имени А.С. Пушкина несколько дней подряд был отчетливо различим светящийся крест. Его будто бы видели и хорошо запомнили многие ленинградцы. Люди по-разному объясняли его происхождение, но абсолютно все сходились на том, что это ещё один знак беды, предупреждение ленинградцам о предстоящих страшных испытаниях.

Во многих ленинградских семьях ещё до конца не были оплаканы потери недавней советско-финляндской войны. И хотя газеты утверждали, что в результате выдающихся побед Красной армии были пресечены претензии Финляндии на советскую территорию, в простом народе не понимали ни причин возникновения войны, ни её результатов. Родилась даже курьезная легенда о её начале. К 1939 году система отвода фекальных стоков на форте «Тотлебен» пришла в полную негодность. Тогда вблизи берега соорудили мостки, на них поставили будку и под неё подвели баржу, которую время от времени отводили в море и опорожняли. Но однажды баржу сорвало с тросов и унесло к финскому берегу. Запах распространился чуть ли не на всю Финляндию. Как шутят современные финны, это и стало причиной советско-финляндской войны. Ничего серьёзного. Как говорили в народе, перефразируя известную поговорку о выеденном яйце, дело не стоило вылитого говна. Может быть, и советско-германские отношения можно было наладить без кровопролития?

В начале 1940-х годов неожиданно появился интерес к Тамерлану, особенно после того как научная экспедиция сотрудников Эрмитажа выехала в Самарканд для изучения усыпальницы Гур-Эмир, где похоронен знаменитый завоеватель XIV века. «Ленинградская правда» публиковала ежедневные отчеты о ходе работ. В одной корреспонденции из Самарканда рассказывалось о том, как с гробницы Тамерлана была снята тяжёлая плита из зелёного нефрита. «Народная легенда, сохранившаяся до наших дней, – писал корреспондент ТАСС, – гласит, что под этим камнем – источник ужасной войны». Многих читателей это рассмешило. Какое фантастическое суеверие – думать, что, сдвинув древний камень с места, можно развязать войну! О том, что происходило в это время в Самарканде, сохранилась легенда. Известному скульптору и антропологу М.М. Герасимову, умевшему реконструировать лица по черепам, разрешили восстановить облик Тамерлана. Едва он взял в руки череп, как в мавзолей вбежали с криком: «Война!». Если верить фольклору, «его чуть не растерзали». Это было 22 июня 1941 года.

Были и менее фантастичные приметы надвигавшейся катастрофы. Сохранилось предание о том, что в самом конце 1930-х годов сотрудники НКВД изо дня в день ходили по старым ленинградским квартирам и, как рассказывали старожилы, с завидным служебным рвением выискивали старые адресные книги и вырывали из них страницы с картами и планами Кронштадта. Только с началом войны стало более или менее понятно, зачем это делалось, хотя все догадывались, что немцам эти карты были известны лучше, чем ленинградцам.