Андрей Зорин - Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века
- Название:Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ЛитагентНЛОf0e10de7-81db-11e4-b821-0025905a0812
- Год:2016
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-0436-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Зорин - Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века краткое содержание
Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан. Детальная реконструкция этой загадочной истории основана на предложенном в книге понимании механизмов культурной обусловленности индивидуального переживания и способов анализа эмоционального опыта отдельной личности. А. Л. Зорин – профессор Оксфордского университета и Московской высшей школы социально-экономических наук.
Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Теперь иду искать в комедиях господ,
Мне б кои за труды достойный дали плод,
Где б театральные и графы, и бароны
Не сыпали моим Лизетам миллионы. <���…>
Сыщу ли это я, иль поиск мой напрасен,
Не знаю, но со мной всяк будет в том согласен,
Что в драме той слуга не годен никуда,
Где денег не дают, да гонят лишь всегда. <���…>
А девушки мои, пренежные служанки,
Любили верность так, как истину цыганки.
По нормам общественных приличий того времени подобное самочинное заявление, сделанное со сцены, было неслыханной дерзостью, чреватой для актера самыми серьезными неприятностями. Узнав о произошедшем, императрица первым делом распорядилась «у Сандунова через полицию взять рацею, им говоренную» (Храповицкий 1901: 207).
Познакомившись с текстом, Екатерина приняла решение взять актера под свою защиту. «Гнев за Сандунова. Voilà ce que fait l’injustice [Вот к чему приводит несправедливость (фр.)]! Графу Брюсу (коменданту Петербурга. – А.З.) велели это дело оставить, comme non avenue [как не бывшее (фр.)]», – записывает Храповицкий в дневнике 12 января (Там же, 208). К ответу был призван и Безбородко. Вечером того же дня Храповицкий должен был написать «письмо со всеми обстоятельствами и изъяснениями к графу Безбородко для доклада императрице». Письмо это было передано 13 января утром, но государыня соизволила принять графа только 16-го, в день премьеры «Федула с детьми» (Там же). Не исключено, что именно содержание этой оперы, которое могло стать известно Сандунову от кого-то из занятых в репетициях бывших коллег по труппе, придало ему смелости и позволило надеяться на высочайшее снисхождение.
Сюжет «Федула с детьми» производит впечатление совершенно бессодержательного, чтобы не сказать нелепого (см.: Берков 1977: 259). Пожилой крестьянин Федул, живущий с пятнадцатью детьми, многие из которых носят крайне экзотические имена, вроде Неофит, Митродора, Нимфодора и пр., решает жениться на вдове Худуше. Дети возражают против этого намерения, опасаясь, что мачеха их «ударит в лобок», но Федул настаивает на своем. В либретто дело кончается ремаркой, по которой «вдовушка приходит с караводом, дети к ней подходят с поклонами, и начинается балет» (Екатерина 1901–1907 I: 535, 538), отмененный, однако, Екатериной при постановке. Трудно понять, что могло заставить Екатерину так торопиться с постановкой этого странного «игрища», если не иметь в виду того обстоятельства, что все ее комические оперы писались с «применением» и содержали в себе намеки на те или иные обстоятельства придворной или политической жизни (см.: Тихонравов 1898; Берков 1977: 143–145, 290–292 и др.). Точно так же устроен и «Федул».
Пятнадцать детей героя пьесы – это труппа императорского театра, а их отец должен изображать либо собирательный образ театральной дирекции, либо, что более вероятно, собственно директора императорских театров Храповицкого. Его матримониальные планы намекают на намерение Екатерины взять жизнь труппы под свой непосредственный контроль. Как поет в последней арии Федул, «она деток заставит скакать, по своей дутке петь и плясать». Имя Худуша, которое дала высочайший автор либретто своему alter ego, – это, конечно, вполне характерный для ангальт-цербстского юмора Фелицы намек на свою чрезвычайную дородность. Впрочем, Федул и говорит, что она «от плеча до плеча больше чем аршин, в личике не приметно морщин» (Екатерина 1901–1907 I: 536). Сама Худуша не произносит в опере ни слова, а только царственно появляется в финале. Первоначальные возражения детей против женитьбы отца обозначают испуг актеров перед новым порядком, которому им придется подчиниться. В финале пьесы они с поклонами подходят под руку мачехи.
На следующий день после премьеры «Федула с детьми» Храповицкий, все еще находившийся в немилости после истории с «рацеей» Сандунова, не был во дворце. «Chr me boude» [«Хр<���аповицкий> на меня дуется» (фр.)], – сказала Екатерина про отсутствовавшего секретаря (Храповицкий 1901: 208). Это «boude» («дуется») отчетливо корреспондировало с именем героя сыгранной накануне оперы, взятым из поговорки «Федул губы надул», многократно повторяющейся в тексте либретто.
Четырнадцать из пятнадцати детей служат лишь фоном для главной сюжетной линии, которую составляет история ухаживания «городского детины» за Дуняшей, одной из дочерей Федула. Поначалу Дуняша как будто бы привечает эти домогательства, но после «воспитательной работы», проведенной с ней отцом и сестрами, дает ухажеру от ворот поворот. Речь здесь идет об истории отношений Безбородко и Елизаветы Урановой, которой была отведена главная роль. В финале «Федула с детьми» Лиза исполняла старую песню «Во селе Покровском», несколько переделанную в соответствии с сюжетом оперы:
Приезжал ко мне детинка
Из Санктпитера сюда.
Он меня, красну девицу,
Подговаривал с собой;
Серебром меня дарил,
Он и золото сулил.
«Поезжай со мной, Дуняша,
Поезжай», – он говорил,
Подарю тебя парчою
И на шею жемчугом;
Ты в деревне здесь крестьянка,
А там будешь госпожа,
И во всем таком уборе
Будешь вдвое хороша.
Я сказала, что поеду,
Но опомнилась опять.
Нет, сударик, не поеду,
Говорила я ему: <���…>
В вашем городе обычай
Я слыхала ото всех,
Что всех любите словами,
А на сердце ни ково;
А у нас та вить в деревне
Здесь прямая простота.
Вот чему я веселюся,
Чему радуюсь теперь,
Что осталась жить в деревне,
А в обман не отдалась.
Актриса, игравшая саму себя, рассказывала со сцены историю своих отношений с одним из самых могущественных людей империи. Однако финал житейского варианта этого сюжета еще предстояло привести в соответствии с его сценической версией. Если разрыв между словами, произносившимися со сцены, и реальностью можно было допустить при исполнении оперы на либретто Лоренцо Да Понте, то там, где автором выступала сама императрица, жизнь должна была подчиниться. Лизе Урановой предстояло отвергнуть домогательства «детинки из Санктпитера» сначала на сцене, а потом и в жизни.
11 февраля 1791 года во время третьего представления «Федула с детьми», по описанию, сделанному Ф. А. Кони «по собственным рассказам старожилов»,
когда Лиза пропела последнюю арию, и все зрители осыпали ее рукоплесканиями, императрица бросила ей свой букет. Лиза схватила его, поцеловала и, побежав на авансцену, упала на колени и закричала: «Матушка царица, спаси меня!» Зрители были поражены таким неожиданным явлением. Екатерина встала и с участием и любопытством обратилась к певице. Лиза в ту же минуту вынула просьбу и подала ее государыне (Кони 1840: 97–98).
Екатерина, по сути дела, сочинила и поставила сразу две комические оперы с одной и той же исполнительницей главной роли: одну на сцене придворного театра, другую – непосредственно при дворе. При этом кульминационные моменты в обоих спектаклях – финальный монолог Дуняши и жалоба Елизаветы Урановой на своих гонителей – практически совпали. Скорее всего, букет, брошенный на сцену в конце представления, был своего рода условным знаком, побуждавшим актрису переходить к следующей части спектакля.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: