Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

После убийства Бога с его Университетом и в последующие века число грамотных людей резко сократилось, над письменным словом вновь берет верх устная речь (примеч. cxliii). Тогда считалось, что отдельные слова имеют природное происхождение и что, если бы дети не учились языку от своих родителей, они говорили бы на одном, общем для всех людей древнейшем языке. В древности полагали, что остальным языкам можно научиться, просто слушая их носителей. Однако никто и никогда не проводил опытов, доказывающих,

что ребенок определенной национальности, воспитанный с младенчества в семье носителей другого языка, не проявил в дальнейшем никаких особых склонностей или способностей к языку родителей. Не доказано также, что язык среды усваивается таким ребенком совершенно так же, как и родной (по происхождению) язык… Русский ребенок, усыновленный в шестимесячном возрасте дагестанцем-горцем, росший исключительно в горской среде, произносил с самого детства некоторые формы лезгинского языка с русским акцентом. А мальчик-рутулец, воспитанный в русской семье, говорил по-русски с рутульским акцентом. Это значит, что у ребенка, еще не умеющего говорить, органы речи предрасположены к определенному языку, преимущественно к языку матери (примеч. cxliv).

Надежных свидетельств существования образа божественного творца языка у древних греков не было, представления о творцах языка – мудрецах – появляются позже. Тит Лукреций Кар считал, что возникновение речи обязано двум способностям, присущим вообще животным, но человеку в особенности. Во-первых, способности издавать разные звуки и, во-вторых, свойственной только человеку способности указывать на вещи и их обозначать. Эпикур утверждал, что любой носитель языка способен уяснить «первое значение», лежащее в основе соответствующего слова, и использовать его без всякого доказательства как исходный пункт в дальнейших рассуждениях. В том, что язык развивается пошагово, с Эпикуром соглашались Диодор, Витрувий и Лактанций (примеч. cxlv). Современные ученые ушли от этого понимания, считая, что в том повинен И.В. Сталин.

В последнее время чрезвычайно большую популярность приобрели формулы, которые соединяют понятие «человек» с понятиями окружающего мира: «человек и природа», «человек и культура», «человек и технический прогресс», «человек и социальные нормы» и т. д. Забыто (или отодвинуто на второй план) лишь глобальное, предопределяющее все остальные соединение «человек и язык».

Отчасти в этом повинно само языкознание, которое поменяло порядок членов в этом соединении, так как мало уделяло до 60-70-х годов внимания речевой (языковой) деятельности и главным образом занималось внутренней структурой языка. Но помимо этого в научно-общественном сознании нашего времени независимо от воли приверженцев того или иного направления в языкознании как бы нарастала нигилистическая оценка гуманитарной роли его проблематики, что, безусловно, явилось реакцией на языковедческий «бум» 50-х годов, связанный в глазах современников с отголоском культа личности.

Развивая свою мысль, Т.Г. Винокур сообщает, что так называемые лингвисты перестали наблюдать не только за детьми, но и за людьми вообще:

Но «беда (или вина) лингвистики» состоит, по определению Ю.Н. Караулова, в «бесчеловечности» языковой парадигмы в целом (примеч. cxlvi). Языковое движение одушевляется исследователями как бы без учета метафоричности положений типа «Язык пополняет свой состав…», «язык отбирает для средств номинации…» и т. п. Традиционная лингвистика слабо учитывает тот неоспоримый факт, что «язык изменяют люди, и только люди» (примеч. cxlvii).

Проще говоря, лингвисты, как маленькие дети, антропоморфизируют [104]негуманоидное [105](очеловечивают нечеловеческое). Не беда, если ученый иногда так мыслит. Беда, если такой ученый учит говорить и мыслить подростков и юношество.

Творцом языка и речи является каждый ребенок. Творцами новых языков стали дети римских мужчин от разноплеменных мам. Они творили, пользуясь языком римского военного лагеря отцов и матерными языками сакских, тюркских и иных родительниц. Главным орудием пленных из войска Красса, строивших дороги из Афганистана в Индию и Китай, была лопата (лат. paid) (примеч. cxlviii).

Именем лопаты была названа речь проповедей Будды – пали ( päli ). Записанные разными азбуками-алфавитами речи его последователей породили разные литературные «лопаты»; таким же образом позже ученые потомки римлян создадут литературный санскрит. В переводе учения евреями-евангелистами на греческий язык были допущены важные неточности. Трудности перевода усугубят непонимание, о таких много написал П. Рикёр (примеч. cxlix). Непонимание будет приводить к ссорам и нарушению первой заповеди. Возникнет цепная последовательность, ведущая к убийству тела, которое имеет я, Б-г; к убийству совести и замене ее сознанием, небрежением бремени ради времени и противостоянию между речью и языком.

Подросшие сыновья римских военных на Востоке учились языку отцов кшатриев в лагерях. Санскр. катрана- [106] – это заимствование из лат. campus (поле) (примеч. cl).

Военные лагеря были именно римским видом населенного пункта. С точки зрения географической номенклатуры [107]важной чертой названий военных лагерей было то, что в них всегда присутствует слово castra – лагерь. Из четырех греческих слов, обозначающих военный лагерь, в греко-латинской географической номенклатуре используется только одно (атратос;). В греческом языке не создалось аналога [108]распространенному в латинском языке типу названий, основанному на употреблении существительного castra и его производных. В Римской Империи языком армии был латинский, и поэтому даже те лагеря, которые располагались на Востоке Империи, получали названия с латинским словом castra (примеч. cli).

В России такие поселения обычны: Костерево (примеч. clii), Кострома (примеч. cliii), Касторное [109], Костенки и др. (примеч. cliv). Знаменитый вятский большевик родом из Уржума [110], прославившийся под именем С.М. Кирова, имел фамилию Костриков. Костры – обычное дело для castrum , военного лагеря кшатриев. В словаре В.И. Даля слово «костер»: поленница, сложенные в клетку дрова; встарь, для сожигания трупов. Местами костер означает город, особенно у офеней (примеч. civ). Костерить: ругать, бранить, поносить, кастить, кстить, крестить [111]. Латинское castra дало в русской речи немало синонимов [112]и родственных слов: «Кастенок, кастеря, кастрика, кащенок, костенок, костера, костеревый, костеристый, костерить, костерный, костерчатый, костеря, костика, костить, коститься, костица, костра, кострел, костреловый, кострец, кострецовый, кострижный, кострик, кострика, костриковатый, костриковый, кострить, кострица, костричиться, костричный, костровые, костровый, кострубатый, кострыга, кострыжиться, костыга, костырь, кощенок, кощенье» (примеч. elvi). Обычно русское имя Костя, которое ошибочно считают сокращением от Константина [113]. М.Р. Фасмер: «Кощей 1) худой, тощий человек, ходячий скелет; 2) скряга. Др. – русск. кощеи, кощии, – отрок, мальчик, пленник, раб, тюрк . kоšč, невольник от kоš лагерь, стоянка».