Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

Узнав об одном генерале, что тот не умеет писать по-русски, Александр Васильевич отозвался:

– Стыдно! Но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски! (примеч. lv).

Главным смотрящим за чистотой русского языка был русский император. Гонитель Суворова, сын Екатерины, Павел

указом Его императорского величества, государя и самодержца всероссийского об улучшении русского языка отменил слово «обозрение», взамен повелено было употреблять «осмотрение». Вместо слова «врач» надлежало употреблять только «лекарь». «Стража» менялась на «караул», «отряд» – на «деташемент». Вместо «граждане» повелено было употреблять «жители» или «обыватели». Вместо «отечество» – «государство». И уж совсем безо всякой замены изымалось из употребления слово «общество». «Этого слова совсем не писать», – говорилось в высочайшем указе (примеч. lvi).

Играющему роль языкового бога императору подчинялись особые оценщики [42], бывшие преподавателями императорских университетов. Среди цензоров прославился Ф.И. Тютчев, который в 1848 г. не разрешил распространять в России Манифест [43]коммунистической партии на русском языке, заявив, что «кому надо, прочтут и на немецком» (примеч. lvii). В итоге этот «Призыв» на русский язык удовлетворительно не переведен и сегодня.

Богом русского языка перед крахом Российской империи был полковник Н.А. Романов.

Царь не терпел употребления иностранных слов. По желанию государя князь Путятин принес список названий родни по-русски, даже весьма отдаленной, по которому тут же царь экзаменовал и нас. Никто не знал весьма многих, что очень радовало детей.

– Русский язык так богат, – сказал царь, – что позволяет во всех случаях заменить иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка.

Я тогда же сказал Его Величеству, что он, вероятно, заметил, как я их избегаю во всеподданнейших докладах.

– Верится мне, – ответил царь, – что и другим ведомствам удалось внушить эту привычку. Я подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах. Только министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть неисправимым.

Тут я назвал слово, не имеющее русского эквивалента [44]:

– Как же передать «принципиально»? [45]

– Действительно, – сказал царь, подумав, – не нахожу подходящего слова.

– Случайно, Ваше Величество, я знаю слово по-сербски, которое его заменяет, а именно «зачельно», что означает мысль за челом.

Государь заметил, что при первой возможности учредит при Академии наук комиссию для постепенной разработки русского словаря наподобие французского академического (примеч. lviii).

К сожалению, русские не получили такого словаря. Превратности судьбы: до сих пор самым надежным толковым словарем живого великорусского наречия является труд В.И. Даля, а общепризнанным этимологическим словарем русского языка – толковник М.Р. Фасмера. Даль и Фасмер – германцы по происхождению.

Началось очередное Смутное время [46], сходное с Гражданской войной в Риме. «Язык – не только средство передачи мысли. Он прежде всего – орудие мышления» (примеч. Их). Русский язык получил тяжелейший удар иностранным языковым мусором (примеч. lx), что исказило восприятие действительности русскими детьми и привело к потере молодежью и взрослыми чувства реальности [47]в мышлении.

Этого не заметил даже И.В. Сталин. В своей работе «Марксизм и вопросы языкознания», споря с Н.Я. Марром, он пишет:

Был ли прав Н.Я. Марр, причислив язык к разряду орудий производства? Нет, он был безусловно не прав. Между языком и орудиями производства существует коренная разница. Разница эта состоит в том, что орудия производства производят материальные блага, а язык ничего не производит или «производит» всего лишь слова. Точнее говоря, люди, имеющие орудия производства, могут производить материальные блага, но те же люди, имея язык [48], но не имея орудий производства, не могут производить материальных благ. Нетрудно понять, что, если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире (примеч. lxi).

Судьба СССР и современное положение вещей в Российской Федерации показали ошибку тов. Сталина в оценке способности болтунов к обогащению.

Причину превращения болтовни в источник богатства выявил А.Р. Лурия:

По-видимому, вся дальнейшая история языка (и это надо принять как одно из самых основных положений) является историей эмансипации [49]слова от практики [50], выделения речи как самостоятельной деятельности, наполняющей язык и его элементы [51]– слова – как самостоятельной системы кодов [52], иначе говоря – историей формирования языка в таком виде, когда он стал заключать в себе все необходимые средства для обозначения предмета и выражения мысли. Этот путь эмансипации слова от симпрактического контекста [53]можно назвать переходом к языку как к синсемантической системе [54], т. е. системе знаков, связанных друг с другом по значению и образующих систему кодов, которые можно понимать, даже и не зная ситуации (примеч. lxii).

Мудрствования Лурия оказались ближе к истине [55]современности, чем сталинская правда. В жизни случившееся подорожание болтовни обрисовано в песне неизвестного автора:

Расщепление коренных языковых понятий, отмеченное Лурия, ощущал уже А.С. Пушкин:

В текстах и речах современных политиков и российских ученых обычно засилье эмансипированных (оторванных от действительности) инородных слов, указывающее на плохое знание русского языка и родовых (национальных) понятий. Непростые слова трудны для восприятия, осмысления и понимания, например, понятие связывающей (коммуникативной) науки возглавлять войско (стратегии) в современном языкознании определяется как осмыслительный замысел (когнитивный план) общения, посредством которого проверяется наилучшее решение связывающих задач говорящего в условиях недостатка данных о действиях собеседника (примеч. lxiv).

В армии о том же говорят проще: «Бой – вооруженное столкновение соединений, частей, подразделений воюющих сторон. Бой – единственное средство достижения победы» (примеч. lxv).

Как и создатель «Теории языка» К. Бюлер в 1938 г. (примеч. lxvi), Сталин в 1950 г. уподоблял язык орудию труда. Заимствование слов из языка в язык подобно покупке орудия. Иногда очень дорогой, вроде приобретения мистраля (посудины) [57], ваучера (расписки) [58]или секса (писи) [59]. Нынешние ученые не очень утруждают себя переводами, необдуманно вводя в живой русский язык чужеродные слова. Речевая картина русского и вообще славянского мира сильно пострадала особенно после 1917 г. (примеч. lxvii). Языковые раны зияют в русской речи, ученые, вместо того чтобы лечить их, утяжеляют состояние раненого. Сложность расклада прочувствовал в 1919 г. Н.С. Гумилев: