Хэммонд Иннес - Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков

«Главная дверь храма открывалась на север, и было еще несколько дверей, менее важных, которые использовались для служб в храме. Все эти двери были покрыты пластинами из золота, а стены здания были обиты снаружи золотой полосой, в три фута шириной, которая шла вокруг всего храма.

Храм переходил в квадратную галерею с примыкающей к ней стеной, так же украшенной золотой полосой, как и уже описанная нами. Испанцы заменили ее гипсовой полосой такой же ширины, которую можно было видеть на еще сохранившихся стенах, когда я покидал Перу. Три остальных стороны галереи открывались в пять больших квадратных комнат, не имевших соединения между собой, и были покрыты крышей в форме пирамиды.

Первая из этих комнат посвящалась Луне, невесте Солнца, и по этой причине располагалась ближе всего к основному зданию. Она была полностью обита серебром, и изображение Луны с лицом женщины украшало ее таким же образом, как изображение Солнца украшало большее здание. Индейцы не приносили ей жертв, но они приходили к ней с визитами и молили ее о посредничестве, как сестру-невесту Солнца и как мать всех Инков. Они называли ее Мамакилья, что означает «мать наша, Луна». В этом храме хоронили королев, в то время как королей хоронили во втором. Мама Оккло, мать Уайны Капака, занимала там почетное место, перед изображением Луны, потому что родила такого сына.

Комната, соседняя с комнатой Луны, были посвящена Венере, Плеядам и всем звездам. Как мы уже говорили, Венере оказывали почести как пажу Солнца, сопровождающему его в пути, то следуя за ним, то опережая его. Индейцы рассматривали остальные звезды как прислужников Луны и именно поэтому располагали их рядом с ней. Плеяды удостаивались особого почитания из-за правильности и совершенства расположения звезд.

Эта комната была вся отделана серебром, как и комната Луны, а потолок, усеянный точками звезд, изображал небесную твердь. Следующая комната посвящалась Молнии и Грому, которые оба вместе обозначались одним словом, Шара… Четвертая комната посвящалась Радуге, которая, как они говорили, спускается от Солнца… пятая, и последняя, комната была оставлена для верховного жреца и его помощников».

Трех эмиссаров, направленных в Куско, встретили как богов, и они, согласно некоторым описаниям, вели себя совершенно разнузданно, даже насиловали Солнечных Дев. Одним из них был Сарате, и кажется в высшей степени маловероятным, чтобы он и два его товарища, одни в великом городе инков, стали бы столь бессмысленно рисковать своими жизнями. Правда, Писарро отправил в Куско де Сото и дель Барко, но это, вероятно, потому, что золото поступало недостаточно быстро. Во всяком случае, главной их целью было посольство к Уаскару. Тем временем, несмотря на прибытие индейских вождей из все более отдаленных мест с изъявлениями лояльности – прибыл даже вождь и верховный жрец Пачакамака, находившийся на побережье в двухстах пятидесяти милях от Куско, – испанцы жили в постоянном напряжении, лагерь был полон слухов и шли разговоры о заговоре, будто бы замышлявшемся в Уамачуко в шестидесяти милях к югу.

14 января 1533 года Эрнандо Писарро отправился с двадцатью всадниками и десятью или двенадцатью пехотинцами «удостовериться в истинности этих докладов и поторопить прибытие золота». Доклады оказались безосновательными. Он отослал золото под охраной и затем предпринял один из тех фантастических маршей, о которых испанцы в своих отчетах рассказывают с такой легкостью. Его первой целью стал сам Пачакамак. «Нам потребовалось двадцать два дня, – лаконично докладывает Эрнандо Писарро и прилагает краткое описание горных дорог – „зрелище, на которое стоит посмотреть“ – каменные мосты, шахты, города. „Климат здесь холодный, идет снег, и часто бывает дождь“. В Сьерре стояла зимняя стужа, тем не менее он ничего не говорит о трудностях и тяготах – на самом деле, подковы лошадей сносились на горных дорогах, и из-за отсутствия железа им пришлось подковать лошадей серебром. В отчете Мигеля де Эстете – он охранял золото в этой экспедиции – содержится полный список; за тридцать дней, которые, по его расчетам, потребовались, чтобы добраться до Пачакамака, они останавливались в семнадцати городах и в двадцати двух городах на обратном пути, на который потребовалось гораздо больше времени – пятьдесят четыре дня, поскольку пришлось возвращаться назад в Хауйю заснеженными перевалами.

Похоже, Эрнандо Писарро никогда не приходило в голову, что он действует излишне дерзко, и это притом, что население Хауйи составляло сто тысяч человек, а рядом стоял лагерем военачальник Атауальпы, Чалькучима, с тридцатью пятью тысячами воинов. Он решил, что Хауйа была бы хорошим местом для поселения – «во всех моих путешествиях я не видел места лучше». Он задержался там на пять дней, и «все это время они [индейцы] ничего не делали, только танцевали и пели и устраивали большие праздники с выпивкой». Этот карнавал с выпивкой и танцами проводится до сих пор в ознаменование начала сезона дождей. О «пленении» Чалькучимы он говорит только: «Вождь этот не пожелал пойти со мной, но когда он увидел, что я решительно настроен его увести, он пошел по собственной воле». Даже приняв во внимание невероятную самоуверенность Эрнандо Писарро и тот факт, что индейцы принимали испанцев как богов, кажется едва ли возможным, чтобы он смог взять в плен одного из славнейших вождей Атауальпы и обездвижить армию из тридцати пяти тысяч воинов, имея в своем распоряжении не более тринадцати всадников и около девяти пеших солдат. Скорее всего, он пользовался поддержкой сторонников Уаскара, хотя о наличии индейских вспомогательных войск нигде не упоминается до тех пор, пока сами испанцы не передрались между собой.

Тем временем в Кахамарке к Писарро наконец присоединился Альмагро с подкреплениями, которых он с такой тревогой дожидался, прежде чем пуститься в отчаянный марш через Анды. Альмагро пришел в испанское поселение Сан-Мигель в декабре 1532 года со ста пятьюдесятью солдатами и восемьюдесятью четырьмя лошадьми; к трем большим кораблям, с которыми он отплыл из Панамы, присоединились три небольшие каравеллы из Никарагуа. Прескотт утверждает, что Альмагро присоединился к Писарро в Кахамарке «около середины февраля 1533 года», однако, согласно Хересу, это произошло не ранее 14 апреля. Последнее кажется более вероятным, так как иначе трудно объяснить неудачу Писарро с организацией похода на Куско; разве что окажется верной современная перуанская версия – что его медлительность на этой стадии в первую очередь объясняется необходимостью дождаться поддержки враждебных Атауальпе племен.

Эрнандо и эмиссары из Куско вернулись в Кахамарку, скорее всего, не раньше апреля. К тому времени объединенные силы двух командующих экспедицией причиняли все больше беспокойства своим командирам. Прошло уже больше пяти месяцев с захвата Атауальпы, а «золотая комната» все еще не была наполнена до линии выкупа. Тем не менее в Кахамарке собрались громадные богатства, оцененные в 1 326 539 золотых песо, и Писарро чувствовал, что дележ добычи нельзя больше откладывать. Солдаты Альмагро, естественно, тоже хотели получить долю добычи, однако в конце концов было достигнуто соглашение, по которому они, поскольку не участвовали в заключении договора с Атауальпой, будут иметь долю только в будущей добыче. Среди испанцев царила уверенность в том, что после захвата Куско золота им достанется еще больше.