Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

Кабинет Эррио в апреле 1925 г. пал в силу внутриполитических причин, но лидер радикалов был избран председателем Палаты депутатов. Пенлеве сменил его на посту премьера, Бриан вернулся к руководству внешней политикой, сделав ставку на нормализацию отношений с Берлином. «Я хочу мира между Францией и Германией», – заявил он. «Кто это говорит? Иегова? Ромен Роллан? Папа римский? – иронизировал Моррас. – Нет, это Бриан, это наш старый добрый Аристид». «Король говорил: мы хотим, – добавил он. – Оратор говорит: я хочу, потому что он одинок и думает только о себе» (MMT, II, 345).

Бриан при поддержке Эррио хотел заключить такой договор, который, не отменяя Версальский «мир», гарантировал бы безопасность Франции даже ценой неизбежных уступок. Бессменный руководитель германской внешней политики Штреземан, стремясь к поэтапной ревизии ненавистного диктата, был готов гарантировать западные границы Рейха (канцлер Куно сделал такое предложение в декабре 1922 г., Пуанкаре отверг его), но торговался относительно сроков эвакуации «союзных» войск из Рейнской области, сокращения репараций и смягчения режима их выплаты, а также принятия Германии в Лигу Наций, что означало ее международно-правовую реабилитацию. Последнее условие вызвало негодование Морраса: «Возвращение Германии в мир общего права и восприятие ее как страны, подобной всем остальным, рушат всю идеологию союзников» (MMT, II, 328). Однако восстановление Европы, на которое сделали ставку «союзники» и их вчерашние противники, диктовало только такой ход событий [220] Изложение позиций обоих: Georges Suarez. Briand. Sa vie. – Son œuvre. Vol. VI. Paris, 1952 (написано в 1940 г.); Henry L. Bretton. Streseman and the Revision of Versailles. A Fight for Reason. Stanford, 1953. .

Итогом переговоров между Парижем, Лондоном и Берлином стали соглашения, парафированные 16 октября 1925 г. в швейцарском городе Локарно (подписаны в Лондоне 1 декабря). Важнейшим был гарантийный пакт пяти держав, по которому Франция, Бельгия и Германия обязались не прибегать к нападению или войне друг против друга, а все спорные вопросы, которые не могли решить дипломатическим путем, передавали на арбитраж. Нарушение демилитаризации Рейнской области рассматривалось как акт агрессии. Великобритания и Италия выступали гарантами демилитаризации и западных границ Германии. Франция заключила двусторонние договоры об арбитраже с Германией, Польшей и Чехословакией; Германия – с двумя последними (по настоянию Парижа) и с Бельгией, но признать окончательными свои восточные границы отказалась.

Обе стороны считали, что пошли на большие жертвы, и ждали ответных любезностей. Однако, как отметил Бенуа-Мешен, «гарантийный пакт пытался решить проблему безопасности без учета того, что для двух сторон это слово имело диаметрально противоположное значение. Для Франции оно значило заточение Германии внутри ее нынешних границ; для Германии – выход из окружения и возвращение свободы действий на востоке. Для одних Локарнские соглашения были концом пути и достижением цели, для других – началом пути и первым шагом» [221] [Jacques] Benoist-Mechin. Histoire de l'armée allemande. Vol. II. Paris, 1938. Р. 328. .

Творцы соглашений – Бриан, Штреземан и их британский коллега Остин Чемберлен – постарались извлечь из них максимум политической выгоды, прославляя «дух Локарно» и «торжество европейской идеи». Все трое были удостоены Нобелевской премии мира. Бриан в ноябре 1925 г. снова возглавил кабинет, но главным триумфатором считался Штреземан. Отражая изменение ситуации, пакт пяти держав зафиксировал ослабление Франции, ставшей объектом гарантии, и усиление Германии, которая не только добилась равноправия с вчерашними победителями, но начала возвращать себе статус великой державы. «Если я равна с вами, если я ваш друг, почему ваши солдаты оккупируют мои города и земли?» – саркастически изложил Моррас ее новую позицию [222] La politique de Charles Maurras. 1926–1927. T. I. Versailles, 1928. P. 144. . 10 февраля 1926 г. Германия подала заявление о вступлении в Лигу Наций, куда была торжественно принята через семь месяцев, получив постоянное место в ее Совете, и сразу начала требовать пересмотра договоров. «Вся карьера Бриана на Кэ д'Орсэ, – подвел итог «политике химер» сорок лет спустя сенатор Анри Лемери, – стала историей наших отказов, уступок, капитуляций и отступлений от Версальского договора, вознагражденных лишь аплодисментами в Лиге Наций за проповеди о мире» [223] Henry Lémery. D'une République à l'autre. Souvenirs de la mêlée politique 1894–1944. Paris, 1964. P. 112–113. .

Против Локарнских соглашений выступили и французские, и германские националисты, видевшие в них – каждые по-своему – измену национальному делу. Моррас назвал их «юридической безделкой», которая требует от Франции «материальных» уступок взамен «моральных вещей вроде веры и гарантий». «Как минимум с 1914 г. мы знаем, как Германия поступает с ними», – добавил он, утверждая, что «в Ренании есть тайная немецкая армия, способная напасть на наши оккупационные войска» (MMT, II, 349). «Куда проще подписаться под обязательством не делать, чем под обязательством делать», – вторил ему Бенвиль (JBA, II, 131).

События следующих лет, казалось, подтверждали излюбленный тезис Морраса и Доде о согласованности действий внутренних и внешних врагов Франции. После падения кабинета Бриана и несостоявшегося кабинета Эррио в июле 1926 г. формирование правительства поручили Пуанкаре в надежде, что он оздоровит экономику. Левый блок приказал долго жить, но Бриан остался во главе МИД, и L'AF привычно требовала предать его суду. «Союзники» начали, хоть и с задержкой, эвакуацию Рейнской области и в декабре 1926 г. решили снять с Германии военный контроль, что, по мнению Морраса, стало угрозой миру и безопасности Франции. Всё это происходило на крайне тревожном – с точки зрения «Action française» – фоне.

Осенью 1926 г. чуть не разгорелся серьезный конфликт между Парижем и Римом. После покушения итальянца Джино Лучетти, родившегося и жившего во Франции, на его жизнь Муссолини потребовал «положить конец преступному и неслыханному попустительству по ту сторону границы, если там на самом деле ценят дружбу итальянского народа» [224] Цит. по: Luigi Villari. Italian Foreign Policy under Mussolini. N. Y., 1956. P. 43. . С момента прихода фашистов к власти левая французская пресса вела против них яростную кампанию, в которой активно участвовали их противники, нашедшие приют во Франции.

«Наши левые газеты, – свидетельствовал дипломат Леон Ноэль, – не переставали нападать на Муссолини и издеваться над ним, а он, верный привычкам старого журналиста и зная французский, ежедневно читал их. И это не могло его не ранить, тем более что несомненные достижения фашистского режима замалчивались или высмеивались нашей прессой. <���…> Муссолини знал, что эмигранты-антифашисты, которым большинство французов симпатизировало по причине отвращения к диктатурам, завоевали у нас левую аудиторию и настроили ее против него» [225] Léon Noël. Les illusions de Stresa. L'Italie abandonnée à Hitler. Paris, 1975. P. 20–21. . «Муссолини ежедневно читал французскую прессу всех оттенков, – писал близко знавший его итальянский дипломат Филиппо Анфузо, – и расстраивался, когда мелкий провинциальный листок утверждал, что он спятил или умирает от сифилиса» [226] Filippo Anfuso. Du Palais de Venice au lac de Garde. Paris, 2016. Р. 41. . Ответная реакция не заставляла себя ждать. «Прирожденный журналист, Муссолини придавал большое и, возможно, преувеличенное значение антиитальянским кампаниям в прессе, – подтвердил другой осведомленный итальянец Луиджи Виллари. – Порой они определяли его политику и в любом случае отношение к той или иной стране» [227] Villari L. Italian Foreign Policy under Mussolini. P. 29. . «Все семнадцать лет (1922–1939 гг. – В. М. ) эмигранты и пресса отравляли франко-итальянские отношения», – подвел итог журналист и политик Орас де Карбуччиа [228] Horace de Carbuccia. Le massacre de la victoire. [Tome II]. Les racines de l'enfer. 1934–1939. Paris, 1978. Р. 27. .