Людмила Ивонина - Герцог Мальборо. Человек, полководец, политик

К 13 часам английским кавалеристам удалось прорвать защитные порядки Таллара и ударить по частям Марсена. Английский полководец применил удачную тактику, смешав кавалерию и пехоту. Вовремя подоспели и рейтары Евгения Савойского. При этом французы и баварцы не координировали действия, и Макс Эммануэль, блокированный пехотой Савойского, не пришел Таллару и Марсену на помощь. Правда, в один момент центр войск Мальборо был нарушен, и ганноверцы принца Гольштейна под напором ирландской бригады во французской армии отошли назад, а сам принц оказался в плену. Мальборо тут же послал ганноверцам на помощь свежие эскадроны и отбросил ирландцев назад на их прежние позиции. В 17 часов он дал сигнал к решающему наступлению. Следующие несколько часов принесли союзникам полную победу. К наступлению темноты от французских полков остались жалкие остатки, которые Марсен увел к Страсбургу. Не намного лучше выглядела армия Макса Эммануэля.

Общие потери французов составили 30 тысяч человек. Было взято в плен 11 тысяч (среди них и Таллар) и захвачено 150 орудий. Для Людовика XIV чуть ли не самым печальным обстоятельством стало уничтожение его любимого Наваррского полка. Победители же потеряли 11 тысяч солдат (по данным самого Мальборо — 10 тысяч).

Союзные полководцы остались довольны друг другом. Джон, однако, написал жене: «…Армия месье Таллара, против которой я выступал, разгромлена; что же касается баварского курфюрста и маршала Марсена, которых атаковал Евгений, то я боюсь, что они не понесли таких больших потерь… Если бы успех принца был равен его достоинствам, мы могли бы в один день закончить войну». Императору же он сообщил, что «принц Евгений в сражении дважды спасал положение…» А английский посол в Вене лорд Степни выразил общее мнение: «Наши генералы действуют в такой совершенной гармонии, как будто они близнецы».

Лондон отпраздновал победу с большой помпой. Возвратившись 14 декабря на Альбион, Мальборо впервые почувствовал, что такое триумф. На него просыпался град почестей. Джон получил личную благодарность от Анны в виде ежегодной прибавки к жалованью 5000 фунтов и королевского поместья в парке Вудстока размером в 22 тысячи (в литературе фигурирует и цифра 18 тысяч) акров земли. Парламент и Сити пообещали выделить миллион фунтов на сооружение в честь победы на Дунае «монумента славы» в Вудстоке — дворца Бленхайм. В анналах английской истории не было таких прецедентов, еще ни один слуга короны не удостаивался такого предложения увековечить свою славу.

Постройку дворца поручили модному архитектору Джону Ванбру, выигравшему конкуренцию с Кристофером Реном. К этому времени Ванбру уже прослыл талантливым комедиографом, побывал военным и шпионом. Острый насмешливый ум Ванбру и довольно высокое положение в партии вигов помогали ему заводить полезные знакомства. Благодаря одному из них честолюбивый драматург стал архитектором аристократов, что вызвало язвительное замечание Свифта: «Гений Ванбру без всякого размышления и обучения внезапно обратился к архитектуре». Вступление Ванбру на архитектурную стезю не стало исключительным явлением — дилетанты на архитектурном поприще были характерной особенностью того времени. Но его практика была достаточно обширна, поэтому его нельзя сравнивать с многочисленными дилетантами от архитектуры, построившими одно или два здания.

Этот человек прекрасно ориентировался в веяниях моды. Носители новых громких титулов — графы Орфорды, герцоги Девонширы и многие другие — безжалостно сметали с лица земли древние, но сравнительно скромные жилища своих предков, чтобы воздвигать на их месте грандиозные строения. Мания величия, вдохновлявшая сооружение этих резиденций, проявлялась в размерах зданий. В 1699 году Ванбру стал личным архитектором лорда Карлайла. Без предварительной подготовки он спроектировал для него замок Ховард в Йоркшире. Попытавшись соединить версальский размах с английским комфортом, Ванбру поразил современников размерами своей первой постройки. Ее протяженность равнялась 200 метрам, глубина — почти 130, высота центрального купола превышала 70 метров. О том, какое впечатление производила такая резиденция, можно судить хотя бы по реакции писателя Горация Уолпола (сына Роберта Уолпола), посетившего Касл-Ховард. «Я не был никем предупрежден, что я сразу увижу дворец, город, крепость, храмы на возвышенностях, леса, достойные быть столицами друидов, долины, соединяющиеся своими рощами с холмами, благороднейшие на свете поляны, окруженные полукружием горизонта, и мавзолей, который мог бы возбудить желание быть заживо в нем погребенным».

Теперь одаренному дилетанту выпала честь строить не просто усадьбу богатого аристократа, а памятник государственного значения, который мог до известной степени соперничать с Версалем. И, несомненно, Версаль маячил в воображении Ванбру, когда он приступил к строительству Бленхайма.

Сара была непомерно горда и счастлива. Куда делась ее недавняя обида на мужа?

22 июня 1705 года Ванбру доложил Мальборо, что «первый камень Бленхайма со многими другими заложен в прошлый понедельник».

Эту незамысловатую надпись на одной из колонн будущего дворца предложил высечь военный министр Генри Сент-Джон. Годолфин посоветовал блестящему поэту, драматургу, журналисту и просветителю Джозефу Аддисону написать поэму, восхвалявшую победу при Бленхайме. Аддисон охотно согласился и быстро выполнил заказ. Поэма называлась «Поход» и была одобрена как в верхах, так и у широкой публики.

Как констатировал Уильям Теккерей, сравнение герцога Мальборо с ангелом было «величайшим из всех, какие когда-либо создавала поэзия». Так начиналась легенда, которую скоро, оформив в биографию, распространил капеллан Фрэнсис Хэа. Годолфина поэма привела в восторг, и он тут же отблагодарил ее автора: Аддисон получил прекрасно оплачиваемую должность уполномоченного парламентской комиссии по рассмотрению апелляций. Прежде эту должность занимал выдающийся философ Джон Локк.