Людмила Ивонина - Герцог Мальборо. Человек, полководец, политик

В том же году значительные военные успехи были достигнуты Великим союзом в Италии, произошло вторжение в Бургундию, а прусские полки обосновались в Седане. Казна Людовика XIV была истощена, а его армия — почти деморализована. Мальборо, чья депрессия сменилась излишним оптимизмом, сказал Евгению: «Мы пойдем на Париж!» Но принц думал иначе: «Если мы сейчас пойдем на Париж, милорд, позади у нас останутся Вандом и Бервик. Солдаты Вандома в плохом состоянии, а у Бервика еще есть свежие силы, и если они объединятся, то нам в тыл может ударить 100-тысячная армия. И кроме того, у нас есть нерешенная проблема: маршал Буффлер удерживает Лилль».

Лилль был сильнейшей крепостью французов в Европе, и идти на Париж, оставив его за спиной, было бы безумием. 13 августа город был окружен союзными войсками численностью почти 80 тысяч человек. «Я инвестировал свой моральный капитал в Лилль и прошу Бога проявить понимание», — писал Джон Саре. Осада продолжалась три месяца. Лилль пал 9 декабря, и это открыло союзникам путь к овладению всей Фландрией. «Кампания завершилась так, как желало мое сердце», — написал Годолфину Мальборо.

К началу 1709 года Великий союз почти достиг своих геополитических целей. Особенно это касается Вены. На юге под ее полный контроль попала Италия, на востоке снизилась угроза вторжения турок, на западе была обеспечена прочная защита от вторжения из Франции. Оставалась Испания. Развязать испанский узел могли переговоры с надломленной войной Францией. Также считали в Лондоне и Гааге. Только там были иные представления о мире.

Победы 1708 года во Фландрии стали последними триумфами в жизни Джона Мальборо. Но он об этом еще не знал, его опять встречали в Лондоне как героя. Но критика в его адрес не утихала — напротив, ее огонь только разгорался. Англия не понимала, чем ему обязана.

28 октября 1708 года в Виндзоре скончался супруг королевы — единственный мужчина, которого она любила. Спустя месяц после этого Джон писал Саре: «Я желаю всем сердцем, чтобы дела разрешились к общей пользе, ибо уверен, что Англия не должна страдать от непонимания между королевой и вигами. Лорд-канцлер имеет все причины полагать, что некоторые виги делают реверансы миссис Мэшем. Я надеюсь, ты меня понимаешь, что когда Англия страдает, нет лучшего органа управления, чем я сам». Что скрывалось за этими словами? Стремление к личной диктатуре, в чем его очень скоро будут обвинять?

— В этом году я больше дипломат, чем генерал, — недовольно ворчал Мальборо накануне вояжа в Саксонию. — Сейчас мне придется сталкивать лбами двух диких львов.

— Ничего, ваша светлость, вы, как обычно, справитесь. Дикость всегда поддается цивилизации, и, кроме того, вы будете иметь дело только с одним львом, — отвечал ему Хэа.

Под «дикими львами», как можно догадаться, Мальборо подразумевал двух европейских правителей, вот уже семь лет борющихся друг с другом за преобладание на Балтике, — шведского короля Карла XII и русского царя Петра I. Английский полководец не мог предвидеть, что он продлит войну между Швецией и Россией еще на четырнадцать лет.

Существовала ли серьезная взаимосвязь между Войной за испанское наследство и Северной войной? Было ли возможным их объединение в одну крупномасштабную войну? Скорее всего, да. Дипломатические дискуссии 1706–1707 годов в саксонском городке Альтранштедте в нескольких километрах от Лейпцига, где тогда, пройдя с боями всю Польшу, находился шведский король, доказывают это. От того, каковы будут дальнейшие планы «северного Александра», куда он повернет — на Запад или на Восток, — во многом зависели итоги военных действий и расстановка сил во всей Европе. Как суверен и одновременно князь Империи, Карл XII являлся важным звеном в политических расчетах Великого союза и особенно Британии и Нидерландов. Договариваться с ним было очень сложно, в переговоры приходилось вступать самым высокопоставленным политикам. На упрямого Карла мог повлиять только самый авторитетный политический лидер в Европе, а еще лучше — выдающийся военный. Таковым на тот момент являлся Джон Мальборо.

Главными фигурами Северной войны были Россия, Швеция и Речь Посполитая. Ее участниками и «заинтересованными лицами» — Дания и Пруссия. До воинственного начала века Просвещения эти страны занимали определенное место в европейской системе государств и были опутаны крепкой паутиной дипломатических, военных и торговых связей друг с другом. Если смотреть с запада, то, казалось, что серьезных изменений в этом регионе не происходило. На самом деле бомба, подобная испанскому наследству, была заложена и здесь. Она тоже была в некотором роде связана со сменой монархов на престолах — Петра I в России и Карла XII в Швеции, по-своему отразивших развитие своих государств.

Территориальный рост Шведской империи был исключительно быстрым. Меньше сорока лет разделяет захват Риги в 1621 году и мир в Оливе 1660 года. Столь же быстро происходил ее распад. Можно сказать, что он начался в 1702 году, когда царь Петр захватил Нотебург (будущий Шлиссельбург), и закончился шестнадцатью годами позже, в 1718 году, когда пуля врага (или, возможно, шведа) положила конец жизни Карла XII. В 1697 году, в момент вступления на престол Карла XII, Швеция находилась на вершине своего могущества и достигла высшей точки влияния в международных делах. У нее была большая постоянная армия (60 тысяч человек) и первоклассный флот (42 линейных корабля и 12 фрегатов). Ежегодный доход королевства достигал более 6 миллионов серебряных талеров. Юный Карл унаследовал от отца, Карла XI, сильное и влиятельное государство. Впрочем, не все выглядело столь безоблачно.

Смутную тревогу у шведских политиков вызывала сама личность молодого короля. Тонко осязавший свою эпоху Вольтер писал, что Карл был человеком, который довел свои добродетели до их противоположностей. Каких результатов в политике в век изощренной дипломатии можно было ждать от правителя, не выказывавшего сочувствия к людям? Его называли жестоким, бесчувственным и холодным, как лед. Он действовал и мыслил непредсказуемо и постоянно ставил свое окружение в тупик. Зимой 1701 года один из его приближенных заметил, что «король не думает ни о чем другом, кроме войны. Он не обращает никакого внимания на советы других людей, и создается впечатление, что он действует по указанию самого Господа Бога…». Французский посол де Жискар в том же году докладывал в Париж: «Я серьезно думаю, что король Швеции боится остаться без врагов, если он заключит мир с Августом (польским королем. — Л. И. ). От его предрассудков может вылечить только беда». Одно было ясно — шведский король чрезвычайно воинственный и безумно храбрый человек. В восемнадцать лет он вошел в походный шатер, как монах входит в келью для того, чтобы больше не покидать ее.