Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Таким образом, лидеры действуют в условиях не незыблемых, но крайне медленно изменяющихся политических культур. Подавление свободы прессы американским президентом, канадским премьером или президентом Франции натолкнулось бы как на культурный, так и на институциональный отпор. И действительно, во время своего единственного срока пребывания в должности французский президент Николя Саркози подвергался суровой критике внутри страны в связи с подозрениями в желании использовать правоохранительные органы для слежки за критически настроенными журналистами [166]. Хотя демократию в послевоенной Италии нельзя было считать безупречной, это все же была демократия [167]. Поэтому итальянское общество массово противилось использованию премьером Сильвио Берлускони своей медиаимперии для предотвращения критики и дебатов. В России полноценной демократии не было никогда, но со второй половины 1980-х годов там начал энергично развиваться политический плюрализм. На протяжении двух последних десятилетий он неуклонно угасал. Но десятилетие пассивности и конформизма прервалось в 2011 и 2012 годах, когда фальсификации в ходе парламентских выборов вывели на улицы Москвы десятки тысяч протестующих (протесты в других городах были не настолько массовыми). Однако преследования лидеров оппозиции, сопровождавшиеся конформизмом подконтрольных государству СМИ, вызвали протест лишь незначительного меньшинства населения. Демократическая политическая культура развивается в процессе продолжительного опыта демократии, а в России он оказался и неполноценным, и недолговечным.

При этом политические культуры со временем меняются в процессе взаимодействия между институтами и ценностями. Это двусторонняя взаимосвязь. Долгий опыт существования демократических институтов способствует формированию и консолидации демократических ценностей. Однако бывает и так, что доминирующее влияние исходит от прямо противоположной стороны. Это происходит в случаях, когда стране навязывается авторитарный режим и новые правители насаждают идеологию, не соответствующую устоявшимся и общепринятым в обществе взглядам. Хорошим примером этого была Чехословакия, существовавшая с 1918 по 1992 год (после чего Чешская и Словацкая республики стали отдельными государствами). Между двумя мировыми войнами Чехословакия, большую часть этого периода возглавляемая Томашем Масариком, была самым демократическим центральноевропейским государством. Сразу же по окончании Второй мировой войны республика была опорочена коммунистами и стала увязываться в умах многих с безработицей 1930-х годов, а главное, с крушением страны перед лицом нацистской агрессии. Тем не менее после двух десятилетий правления коммунистов чехи (в большей степени, чем словаки) относились к демократии межвоенного периода значительно более позитивно, чем в первый послевоенный период. В опросе 1947 года чехов спрашивали, какой период истории страны они считают самым выдающимся. Первую республику (1918–1938) назвали лишь 8 % опрошенных, и она оказалась на пятом месте списка «выдающихся» периодов. Повторно отвечая на тот же вопрос в 1968 году, чехи поставили Первую республику на первое место — за нее высказалось 39 % опрошенных [168]. Испытав на себе деспотическое правление советского образца, многие чешские и словацкие коммунисты уже к началу 1960-х годов заново оценили как преимущества политического плюрализма, так и моральное и политическое значение фигуры Масарика.

В первые послевоенные годы в Чехословакии с подлинным энтузиазмом относились к «строительству социализма». Однако бюрократическое авторитарное руководство, сопровождавшееся политическим сыском и репрессиями, было далеко не тем, чего хотело и на что надеялось большинство молодых чешских коммунистов. Контраст между угнетающей действительностью и их идеалами с течением времени привел к серьезной переоценке ценностей. Помимо прочего, этому способствовала и резкая критика Сталина, с которой Никита Хрущев выступил на закрытом заседании ХХ съезда КПСС в 1956 году, а затем и открыто, на XXII съезде в 1961 году. То, что вошло в историю под названием «Пражская весна», было кульминацией реформаторского движения внутри самой Коммунистической партии Чехословакии. Однако в атмосфере возросшей толерантности и молниеносных перемен 1968 года активизировались и более широкие слои общества. Стали появляться гражданские объединения беспартийного большинства населения страны. Весь этот процесс в целом, и в особенности политические реформы, одобренные руководством компартии, настолько встревожили советское Политбюро, что в августе того же года оно направило в Чехословакию полумиллионную армию с целью его остановить.

Сам высший руководитель партии Александр Дубчек (словак по национальности) не принадлежал к числу радикальных реформаторов, однако он был хорошим слушателем, предпочитал убеждение принуждению и терпимо относился к критической дискуссии и частичному плюрализму в рамках существующего строя. В глазах высшего советского руководства он стал «мерзавцем номер один» [169]. Несмотря на то что Дубчек играл роль координатора, а не движущей силы, его приход на смену консерватору Антонину Новотному в качестве лидера партии в начале 1968 года имел огромное значение. В жестко авторитарных, строго иерархических политических системах замена высшего руководителя на лидера, обладающего не только иной манерой ведения дел, но и более гуманистическими ценностями, может радикальным образом повлиять на ход событий. По общему правилу, чем больше власти сосредоточено в одной должности, тем выше потенциальное значение замены занимающего ее руководителя.

Культурное влияние является важным фактором политики, однако его никогда не следует считать культурным детерминизмом. Транснациональное влияние, пронизывающее национальные культуры, имело на протяжении столетий большое значение, которое стало беспрецедентным в последние десятилетия двадцатого и в двадцать первом веке, с развитием многочисленных средств мгновенной коммуникации между странами и континентами. Более того, и внутри каждого современного государства есть множество культурных традиций, которыми можно воспользоваться. Чехам посчастливилось иметь в прошлом лидера, олицетворявшего демократию, который смог стать притягательным символом для всех, кто хотел перемен. В 1968 году на пражских улицах продавались фото Масарика (одну из них я тогда купил), в течение последующих двадцати лет они были запрещены, но вновь появились в конце 1989 года. В этот раз так называемая «Бархатная революция» не встретила никакого сопротивления со стороны Москвы.