Дмитрий Жуков - Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Нас мучила неизвестность нашей судьбы. Раз как-то надзиратель сообщил, что прилетел советский самолет, в котором нас увезут. Мы объявили голодовку. Прибывший начальник полиции заверил, что ничего подобного не случится. Но мы на всякий случай решили на ночь баррикадироваться. Снимали с окна железную раму, упирали ее в кровать и дверь. Было холодно в камере, но зато надежно. Действительно, однажды ночью в тюрьму прибыли советчики и пытались с нами якобы говорить. Но проникнуть в камеры не смогли.

Печально кончился случай двоих из нас. Нас все время советчики вызывали на допрос. Мы отказывались ходить, и так и не ходили. Однажды вызвали молодого военного врача, старшего лейтенанта медицинской службы В. [941] Личность не установлена. Он отказался. Тогда ему прислали записку, после которой он пошел на допрос. Вернувшись, он попытался отравиться, приняв спрятанные у него сонные пилюли в большом количестве. Его мы едва спасли. На следующий день он согласился на возврат. Перед этим он успел сказать нам, что ему сообщили точно адрес матери и сестры и пригрозили, что если он не вернется, то они пострадают. Подобный же случай произошел (но без отравления) с его другом, товарищем по камере, лейтенантом К. [942] Личность не установлена. Этот случай нас всех потряс до глубины, но сделать мы ничего не могли.

В таких условиях мы просидели более трех месяцев. Комиссия уже уехала, но нас не выпускали. В декабре приехал майор НКВД Федоров и потребовал всех нас к себе [943] Переводчик, барон Э.А. фон Фальц-Фейн, вспоминал: «Это был майор Федоров. Ох, какой был ядовитый! Мне приходилось смягчать его недипломатические выражения и угрозы, когда я был переводчиком на переговорах с нашим князем и правительством… Майор Федоров требовал выдать всех в принудительном порядке. Это ему не удалось, но обманул он многих солдат, которым было по восемнадцать-двадцать лет. Он говорил им, что родина ждет их и простит». Цит. по: Данилевич Е.В. Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа. М., 2000. С. 137. . Мы отказались. Начальник полиции [944] Имеется в виду начальник лихтенштейнской полиции Брунхардт. сам пришел нас просить идти разговаривать с Федоровым. В конце концов мы согласились, при условии, что будет присутствовать сам начальник полиции. Перед этим мы договорились, что будем говорить только по-немецки, чтобы начальник полиции понимал. Первым пошел я, но вылетел быстро обратно, обругав майора НКВД. Так поступили все, хотя для некоторых говорить по-немецки было очень трудно. Так от нас Федоров ничего не добился.

Спустя несколько дней, за три дня до католического Рождества 1945 г., нас выпустили. Это был радостный день не только для нас, но и для наших товарищей, находившихся в лагере. Они нас встречали чуть ли не как с того света; со слезами на глазах.

Да, много пришлось пережить в Лихтенштейне. Многое из деталей уже стало забываться. Помнится только одно: глубокая вера в ту идею, которой мы служили. Только это давало нам силы и выдержку перенести все невзгоды и опасности в то страшное время бесправия и издевательств.

Что бы ни происходило, мы того времени не забудем. Мы можем простить, но забыть мы не можем. Также мы не можем забыть, как не можем забыть ту идею, ради которой мы боролись и страдали. Идею освобождения нашей Родины.

Иногда жутко становится вспоминать все прошедшее. Иногда кажется, что второй раз всего не перенесли бы. Но сколько неизвестного ждет нас впереди? Что мы еще переживем в будущем, на нашем пути обратно домой, в Россию?

Это только сам Бог знает. Ему мы благодарны за то, что спас нас тогда, в Лихтенштейне. На Него мы уповаем и в будущем.

И еще мы от всего сердца благодарны нашему Командующему генералу Хольмстон-Смысловскому за то, что в ту страшную пору он нас не оставил, хотя имел к тому возможность. Если бы генерал тогда уехал, как ему предлагали друзья из Швейцарии, погибла бы вера и погибла бы идея, а без них погибли бы и мы.

Но благодаря этому благородному поступку нашего генерала, идея осталась жива, жива и вера! Вера в освобождение нашей великой Родины — Национальной России [945] Статья Клименко была опубликована в: «Суворовец», 1955. № 9 (267), 21 мая (суббота). С. 3–4. .

Ограниченность места не позволяет мне вспомнить многое из того, что пришлось пережить русской эмиграции в Польше — с первых же дней войны. Войны Германии с Советами, и эмиграции, принявшей деятельное участие в этой войне, ибо мы боролись против коммунизма. Надо здесь только упомянуть, что у нас иногда не хватало сил, не было достаточного количества офицеров из старой эмиграции.

Русская эмиграции в Польше была не так многочисленна. Мы обращались за помощью русских во Франции — но, увы, эта помощь шла только самотеком. РОВС и его руководство этой помощи нам не дали. Русские националисты приходили сами, без одобрения их организаций.

Самую большую помощь оказали русские люди из Советского Союза. Это факт большого значения.

Я не хочу вспоминать всю историю того, что теперь называется Суворовское Движение — она была бы далеко не полная. Я здесь хочу припомнить несколько исторических фактов, связанных с нашим сидением уже в княжестве Лихтенштейн.

Весной 1945 года старшему командному составу 1-й Национальной Русской Армии было известно и давно понятно, что красная волна должна залить Германию. У немцев еще были иллюзии, что Запад немедленно перейдет на борьбу против Сталина. У нас их не было. Поэтому-то в конце апреля 1945 года штаб и один из полков, формирующейся 1-й Национальной Русской Армии, подошел к границе Лихтенштейна — глубокая разведка была произведена заранее.

В Лихтенштейн должны были перейти с нами и те, кто был предназначен войти в состав 1-й Русской Национальной Армии, то есть 3-я дивизия РОА под командованием генерала Шаповалова, которую по дороге завернул и направил в сторону Праги генерал Власов. Русский Корпус, который тоже должен был войти к нам, был в это время далеко около Вены и история смерти генерала Штейфона еще до сих пор не ясна.

В ночь со 2 на 3 мая 1945 года мы перешли границу Лихтенштейна (Швейцария). Перешли с огнем, то есть прорвались. Сдали оружие, и стали под защиту международных законов. Свободолюбивая Швейцария нас приютила.

Через несколько дней нас разместили в селениях Руггель, Маурен и Шеленберг. Офицеры и часть унтер-офицеров разместились в театральном зале школы села Руггель. Солдатский состав — в наскоро построенных бараках.

7–8 мая произошла полная капитуляция Германской Армии. С этого момента и начинаются наши трудности.