Дмитрий Верхотуров - «Казахский геноцид», которого не было

Правда, сама по себе Алаш-Орда, государство слабое и быстро сокрушенное врагами, не могла стать «колыбелью» казахской государственности без подпирающего тезиса о том, что русские и особенно русские большевики были враждебны к казахам. Мол, из этой враждебности они и уничтожили первые же ростки казахской независимости. Голод в Казахстане, гиперболизированный до «казгеноцида», эту идеологическую задачу решал. Миф о «казгеноциде» делает советскую власть непримиримо враждебной казахам и как бы обнуляет все те огромные благодеяния, которые эта власть сделала для казахов в разные периоды советской истории, в особенности по части наделения их государственностью. Спору нет, это была очень удачная находка, раздувающая нужные казахским нацпатам эмоции и доказывающая тезис о враждебности русских казахам зрелищно и наглядно.

Во-вторых, миф о «казгеноциде» оказался тезисом, в наибольшей степени подходящим историческим основанием для объединения казахской нации. Если нет позитивного объединения вокруг славных исторических событий, то пойдет и негативное объединение вокруг переживания «воспоминаний» об общей трагедии. На фоне всей остальной казахской истории этот миф оказывается чуть ли не единственным событием, объединяющим всех казахов. Между бастыком в столице и аульным казахом огромная разница, настоящая социальная пропасть. Им, в общем, даже говорить между собой не о чем. Но миф о голоде их объединяет: «Наши предки одинаково страдали!» Хотя в документах достаточно примеров, демонстрирующих, что это было не так, что одни казахи обжирались мясом и пьянствовали, а другие казахи ели человечину и умирали с голоду, идеологов мифа это мало беспокоило. Они акцентировали внимание на втором обстоятельстве, старательно замалчивая первое.

В отличие, скажем, от Анракайской битвы, в исторической достоверности голода нет особых сомнений. Это имело место, голод вполне себе признается и в Казахстане, и за рубежом, активнее всего в США и Европе, где уже вышла целая серия публикаций про голод в Казахстане и крупная монография Сары Камерон, исследовательницы из Корнелльского университета [69] Cameron S. The Hungry Steppe: Famine, Violence and the Making of Soviet Kazakhstan. Ithaca: Cornell University Press, 2018. . Если в изложении истории голода не упоминать русских, украинцев, уйгуров, дунган и прочих национальностей КАССР, как обычно и делается, то голод предстает чисто казахским, национально казахским событием и в этом смысле становится одним из ключевых исторических событий, употребляемых для построения национальной идеологии. К тому же оказалось, что миф о «казгеноциде», рисующий казахов пострадавшими от тоталитаризма, очень подошел к тому, чтобы казахам войти в русло европейской идеологической политики. Страдания от тоталитаризма — пропуск в нынешнее европейское сообщество.

Теперь-то становится понятно, почему академик Козыбаев и его помощники решились на столь грубое попрание принципа исторической объективности и стали беззастенчиво врать. Они решили, что ради национальных интересов можно пойти на вранье и фальсификации.

Разумеется, что и нынешние казахские «голодоморщики», пропагандисты «казгеноцида» тоже более или менее хорошо понимают, что рассказы о геноциде есть выдумка в большей или меньшей степени. Трудно поручиться за Жанболата Мамая — автора фильма «Зулмат», но вот представители более старшего поколения, обученные более основательно, это понимают вполне определенно. Выдумка эта им нужна для построения национальной идеологии и укрепления определенной, прозападной политической ориентации. Но, как можно судить, не только для этого.

В принципе, при построении казахской национальной идеологии можно было бы обойтись и без этих крайностей. По здравому рассуждению, можно было бы заявить, что так уж получилось, что казахи долго прожили под русской властью и при советской власти. Но теперь, аль-Хамду ли-Ллях, времена изменились. Скажем советской власти «прощай» и «спасибо за все» и пойдем себе дальше своей национальной дорогой.

Такой подход избавил бы казахский национал-патриотизм от многих серьезных политических проблем, в частности от серьезной угрозы ухудшения отношений с Россией, от которой Казахстан полностью зависит. Достаточно сказать, что основа нынешней казахстанской экономики — нефть Тенгиза, Карачаганака и Кашагана — вывозится по нефтепроводу Каспийского трубопроводного консорциума по российской территории и в российский порт Новороссийск. Для сплочения казахской нации можно было найти и другие основания, тем более что Назарбаев долго пытался увлечь казахов идеями построения процветающей республики.

Голод тоже мог бы стать частью казахской истории без особой враждебности к русским большевикам. Его вполне можно было бы, опираясь на документы, материалы и публикации Казкрайкома, объявить хозяйственной катастрофой, проистекавшей из нереалистичных планов развития запашки, торопливого и недостаточно подготовленного оседания, вытекавшего из недостаточно хорошего знания казахского хозяйства. Катастрофой нежелательной и нанесшей большой ущерб. После этого оставалось только всплакнуть о жертвах голода и делать свою национальную историю дальше.

Но от такого, гораздо более приемлемого и гораздо менее проблемного подхода в Казахстане отказались еще до провозглашения независимости и потом не делали никаких попыток к нему прийти. Почему?

В мифе о «казгеноциде» постоянно витает какая-то недосказанность. Какой-то важный фактор, определивший весь ход событий, постоянно ускользает из внимания. Легенда получается странной, противоречивой и не объясняющей мотивы участвовавших в ней сторон. Казкрайком отчего-то, без особых мотивов, вдруг бросился на баев, принялся конфисковывать их хозяйства, потом взялся за остальных казахов, отбирал и отбирал скот (заметим, что без возможности его полноценно использовать как материальную ценность ни для продажи за рубеж, ни для забоя на мясо, ни для совхозов), пока неведомо куда не подевалась большая часть стада — порядка 17 млн голов — и казахи стали умирать с голоду. Объяснение, обычно даваемое в рамках мифа о «казгеноциде», что Голощекин был революционером и жаждал провести свою революцию или «Малый Октябрь» в ауле, явно неудовлетворительное. Вообще казахи и так были обложены налогами и продавали скот в заготовки — зачем нужно было рушить эту налаженную систему? Можно было бы, руководствуясь хозяйственным рационализмом, на первых порах обойтись формальной коллективизацией, а потом осаживать казахов аул за аулом и строить уже настоящие колхозы по мере появления материальных ресурсов. Все же оседание стоило денег и требовало дефицитных в то время стройматериалов. Все крупные промышленные стройки и хозорганы тогда вели настоящие бюрократические битвы за выделение леса, стекла, гвоздей.