Дмитрий Верхотуров - «Казахский геноцид», которого не было

И в 1933 году положение было весьма неплохим. Район, собрав 86,6 тысячи центнеров зерновых, сдал по заготовкам 9,3 тысячи центнеров или 88,1 % плана. Также было возращено семенной ссуды и выплачено гарнцевого сбора [161] Гарнцевый сбор — натуральная плата за помол зерна на муку. еще 1,4 тысячи центнеров. Район также получил 2,9 тысячи пудов пшеницы по семенной ссуде. Итого располагаемый ресурс по зерну: 89,5 тысячи центнеров, сдано — 10,7 тысячи центнеров, на продовольствие населения на год требовалось 26,7 тысячи центнеров, и на посев порядка 30 тысяч гектаров — 19,5 тысячи центнеров. В районе оставалось после всех расходов 32,6 тысячи центнеров хлеба.

Как видим, Нуринский район, в котором проводилось оседание, вовсе не голодал, а собирал немало зерна, удовлетворительно выполнял хлебозаготовки и еще оставался с запасом. Да, в районе сократилось поголовье скота, но это ни в какой степени не вело к катастрофическим последствиям, поскольку продовольственные потребности населения с хорошим избытком покрывались земледелием. Да и по общему итогу кочевые и полукочевые районы КАССР вовсе не были территорией сплошного бедствия. В них в 1932 году было 179,5 тысячи хозяйств. Скота у кочевников было и вправду немного: 324,1 тысячи голов, чуть больше чем по две головы на хозяйство. Но зато у них было 449,6 тысячи гектаров посевов [162] Материалы к отчету крайкома VIII Казакстанской конференции ВКП(б). Алма-Ата: Партиздат, 1933, с. 37. . В среднем по 2,5 гектара на хозяйство, что даже при низкой урожайности в 2 центнера с гектара вполне позволяло прокормиться.

Отсюда следует, что не стоит принимать на веру стенания с заламыванием рук патентованных казахских «голодоморщиков», что оседание кочевников будто бы всегда и везде вело только к голоду и массовой гибели.

В документах, касающихся коллективизации в Казахстане, я в первую очередь искал сведения, позволяющие характеризовать состояние кочевого хозяйства в тот или иной момент происходивших событий. Раньше я был уверен, что таких документов не осталось, но моя уверенность оказалась развеянной. Оказалось, что такие документы не только были, но и были весьма подробными. В общем их детализация была до уровня районов, а по отдельным районам можно даже найти документы до уровня аулов. Например, в материалах по оседанию кочевников в Тургайской области оказались документы, в которых приводилось точное количество дворов, едоков и скота по каждому аулу.

Да, как бы это странным сейчас ни показалось на фоне уверений пропагандистов мифа о «казгеноциде», у Казкрайкома и центральных советских органов КАССР были точные данные о населении, скоте и запашке. Почему собирали? По банальной причине — налоговый учет. Сельское население в СССР обязано было платить единый сельхозналог, рассчитываемый исходя из размера посевов, количества скота, нормативного дохода с них (то есть сельхозналог исчислялся по вмененному доходу), а также исходя из количества едоков в хозяйстве, поскольку на них полагался налоговый вычет. Второй налог — это самообложение, то есть специальный налог, направляемый на культурные и образовательные нужды сельских районов, который устанавливался для сельсоветов или аулсоветов, а потом он распределялся по хозяйствам, с упором на зажиточных единоличников, кулаков и баев.

Для подсчета налогов в каждом сельсовете или аулсовете формировалась комиссия, которая проводила опрос владельцев хозяйств, фиксировала сведения в специальных формулярах, которые заготавливались заранее и печатались в типографии, а также рассчитывала налог. Сводные сведения передавались в райфинотдел, райфинотделы передавали данные в окружной или областной финотдел, оттуда сведения поступали в Наркомфин КАССР, который уже отправлял сводные данные в Наркомфин РСФСР, в состав которой входила тогда КАССР, который, в свою очередь, отчитывался перед Наркомфином СССР.

Вторая линия сбора данных состояла в сборе статистических сведений для народнохозяйственного учета, которым в то время заведовали Госпланы соответствующего уровня. Каждый район в КАССР заполнял специальный формуляр агроэкономического паспорта, уже упомянутый для Нуринского района, также типографского исполнения, содержавший таблицы по всем основным сведениям: количество населенных пунктов, площадь района, количество населения и хозяйств, список предприятий, размеры запашки в целом и по культурам, количество скота по видам, урожаи, а также заготовки сельхозпродукции. Паспорта заполнялись в нескольких экземплярах, которые пересылались в УНХУ Госплана КАССР, а также в УНХУ Госплана РСФСР и ЦУНХУ Госплана СССР. Эти сведения были важны тем, что позволяли видеть динамику развития сельского хозяйства в порайонном масштабе.

Изучение этих документов показало любопытное обстоятельство. В 1931–1933 годах такую документацию сдавали не все районы Казахстана. По 1930 году в налоговых документах было представлено три комплекта сводных данных, в которых сведения различались. Первая сводка включала в себя 93 района из 121 района КАССР (охват 76,8 %), в ней было учтено 1035,1 тысячи хозяйств, 4693,9 тысячи едоков [163] РГАЭ, ф. 7733, оп. 8, д. 70, л. 19. . Вторая сводка включала в себя 104 района из 122 районов (охват 85,2 %), в ней было учтено 898,2 тысячи хозяйств, 4091,6 тысячи едоков [164] РГАЭ, ф. 7733, оп. 8, д. 69, л. 16. . Третья сводка, без данных о проценте охвата, учла 1054,5 тысячи хозяйств (исправлено на 993,4 тысячи) и 4765,5 тысячи едоков [165] РГАЭ, ф. 7733, оп. 8, д. 71, л. 75. .

В деле есть переписка Наркомфина КАССР с Наркомфином РСФСР по этому поводу. Центральный орган требовал полной сводки, которую Алма-Ата дать не могла. Сохранилась любопытная телеграмма, отправленная в адрес Наркомфина РСФСР тов. Орумбаевым с чисто казахским по духу вопросом: «Телеграфьте выслать нет сводку два сельхоза без тридцати двух районов согласно нашего 46894 9 апреля 468» [166] РГАЭ, ф. 7733, оп. 8, д. 71, л. 72. . На бланке есть машинная дата и время приема, проставленная телеграфным аппаратом, — 16 мая 1931 года, 11:15 p. m., то есть в 23:15 по московскому времени. В Алма-Ате было 4:15 утра в момент отправки телеграммы. Видимо, сильно припекало в Наркомфине КАССР, что тов. Орумбаев ночью побежал на телеграф, чтобы отправить это сообщение.

Частичные данные Москву не удовлетворили, на что указывает заготовка циркулярного письма от 9 апреля 1931 года, размноженного на ротапринте, за подписью заместителя наркома финансов КАССР тов. Задорожного и начальника Сектора учета и статистики наркомата тов. Родзкевича. В ней говорилось, что сводка по налогам должна была быть составлена к 1 сентября 1930 года, но до сих пор многие райфинотделы данных не прислали. Наркомат просил Рабоче-крестьянскую инспекцию (РКИ) принять меры: «Сообщая об этом, НКФ КАССР просит районную РКИ принять исчерпывающие меры к тому, чтобы сводка по с/х налогу 1930/31 г немедленно, не позднее декадного срока со дня получения настоящего письма, была составлена в старых границах района, согласно указания — телеграммы НКФ от 5/II т. г., и выслана в НКФ» [167] РГАЭ, ф. 7733, оп. 8, д. 71, л. 73. .