Петр Люкимсон - Царь Ирод

Словом, Ирод заколебался, и эти колебания не остались незамеченными Антипатром. Он велел арестовать одного из молодых придворных и заставил его под пыткой показать, что Александр написал друзьям в Рим письмо, в котором просит их добиться для него аудиенции у Августа. Во время этой аудиенции Александр якобы собирался сообщить Цезарю, что Ирод возмечтал стать правителем Сирии, Египта и Заиорданья и с этой целью задумал изменить Риму и заключить союз с парфянским царем Митридатом. Вдобавок этот же замученный юноша сообщил, что Александр приготовил для отца яд, который прячет в одном из дворцов Аскалона.

Яда, правда, так и не нашли, но в целом версия показалась Ироду убедительной и укрепила его подозрения в адрес сына.

И вот тут произошло нечто совершенно неожиданное: Александр написал и размножил в четырех экземплярах письмо, в котором… признавался в заговоре «с целью как можно скорее избавиться от царя и восстановить прочный мир и безопасность». При этом в числе заговорщиков он назвал и Саломею, и Феррору, и все их окружение, а также Птолемея с Саппинием.

Согласно «Иудейской войне», это было даже не письмо, а целая «книга», то есть увесистый свиток с подробным изложением «теории заговора» против царя. Причем если один экземпляр этого свитка предназначался самому Ироду, то еще один — тестю Александра царю Архелаю, а два для отправки в Рим — самому Цезарю и друзьям Александра.

«Признание» Александра вызвало резкое обострение психоза Ирода и одновременно повергло его в растерянность — выходило, что все, абсолютно все вокруг желали его смерти!

Как нетрудно догадаться, по поводу того, что именно подвигло Александра написать такое признание, существует множество версий. По одной из них, хотя его и не пытали, в тюрьме царевич сломался и в припадке отчаяния решил ускорить собственный конец.

По другой — это был, наоборот, акт величайшего благородства и мужества. Поняв, что он является главной причиной обрушившихся на его ближайших друзей несчастий, всех этих бесчисленных арестов, пыток и казней, Александр решил остановить эту кровавую вакханалию. Подписывая себе этим письмом смертный приговор, он заодно, подобно библейскому Самсону, решил увести с собой в могилу и всех своих врагов — тех, кто, с точки зрения Александра, заварил всю эту кашу.

По третьей версии, «книга» Александра вообще была не признанием в соучастии в заговоре, а сатирическим памфлетом, призванным убедить если не отца, то остальных читателей в полной абсурдности предъявленных ему обвинений, а заодно и в сложившейся при дворе ситуации.

Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы в Иерусалим (вероятно, сразу после прочтения «признания» Александра), обеспокоенный судьбой зятя и дочери, не примчался бы Архелай.

Живший в последнем столетии до нашей эры царь Каппадокии по определению не мог прочесть ни одного учебного пособия по психиатрии, но в силу своей житейской мудрости действовал в точном соответствии с указаниями этих учебников.

Он не стал ни спорить с Иродом, ни пытаться в чем-либо его переубедить. Напротив, как и рекомендуют эти учебники, он спокойно выслушал все бредовые идеи царя Иудеи, сделал вид, что всему верит, и… обрушился с проклятиями в адрес Александра, заявив, что Ирод, с его точки зрения, обращается с сыном даже чрезмерно мягко. Он, Архелай, дескать, был уверен, что к его приезду Александр будет уже казнен.

Дальше Архелай стал говорить о том, что намерен расторгнуть брак своей Глафиры с таким негодяем, каким оказался зять (а брак этот, напомним, был счастливым), а заодно, если выяснится, что Глафира знала о заговоре мужа и не донесла на него, не пощадить и дочь.

Таким образом Архелай… столкнул Ирода лицом к лицу с его собственным бредом, и тому не оставалось ничего другого, как вступиться за сына.

Ирод, возможно, неожиданно для самого себя начал убеждать своего царственного гостя, что не такой уж его сын и злодей; что вряд ли стоит настаивать на разводе, когда супруги так любят друг друга и у них получились столь замечательные дети.

Но по мере того как Ирод защищал Александра, ему становилась ясна и вся шаткость возведенных против того обвинений, а заодно в нем поневоле стали просыпаться, казалось бы, совершенно атрофированные отцовские чувства.

Уловив, что в настроении Ирода произошел перелом, Архелай стал осторожно внушать ему мысль, что, возможно, кто-то просто решил оклеветать царевича в глазах отца. Слово за слово гость из Каппадокии вместе с Иродом анализировал каждую строчку «признания» Александра, доказывая, что речь идет именно о сатирическом памфлете, призванном открыть Ироду глаза на истинных заговорщиков. При этом Архелай усиленно намекал на Феррору, которого ошибочно считал главной причиной всех бед зятя.

Вскоре по перемене в настроении Ирода Феррора понял, что еще немного — и он окажется в пыточной камере, и направился к Архелаю с мольбой отвратить его гибель.

В ответ Архелай посетовал, что Ирода с учетом состояния его здоровья ни в чем переубедить невозможно, что вина Ферроры почти очевидна, и… предложил ему сделку. Феррора должен был взять всю вину за заговор на себя и начать вымаливать у Ирода прощение, а уж он, Архелай, присутствуя при этом разговоре, примирит братьев, как бы тяжело это ни было.

План Архелая сработал замечательно: с Александра были сняты все ложные обвинения, Ирод примирился с Ферророй и вдобавок не знал, как отблагодарить гостя за то, что тот удержал его от казни сына и примирил со всеми домочадцами. В награду Архелаю за его миссию Ирод подарил 70 талантов, золотой трон, осыпанный драгоценными камнями, евнухов и прекрасную наложницу с многозначительным именем Панихия — Всенощная. Кроме того, подарки получили и все слуги Архелая.

Перед отъездом Архелай сообщил дочери и зятю, что ему вроде бы удалось уладить все проблемы, но если Ирода опять охватит безумие, то им следует не дожидаться ареста, а бежать к нему в Каппадокию, а уж он не выдаст их ни при каких обстоятельствах.

Ирод, как и предписывалось правилами приличия, проводил Архелая до Антиохии.

Здесь уже Ирод выступил в роли миротворца — уладил давний конфликт Архелая с наместником Сирии Титием, от которого так или иначе зависели все окрестные цари-клиенты.

Расставшись со сватом, Ирод поспешил в Иерусалим, где его ждали поистине неотложные дела.

Если в целом в государстве Ирода царил мир, то относительно недавно подаренный ему императором Трахон стал источником постоянной головной боли.

Большинство населения этой области составляли кочевые арабские племена, то есть бедуины, основу существования которых, как уже говорилось, испокон веков составляло не столько скотоводство, сколько разбойничьи набеги на соседние земледельческие народы. Все попытки Ирода привить трахонцам оседлый образ жизни и приучить к земледелию закончились ничем — подобная жизнь, требующая ежедневного труда, была для бедуинов просто неприемлема.