Петр Люкимсон - Царь Ирод

Тогда Ирод решил простить брата, но теперь над его головой снова сгустились тучи, и Феррора, видимо, действительно стал подумывать о том, как бы сделать так, чтобы на тот свет отправился не он, а Ирод. При этом, не желая действовать собственными руками, Феррора решил использовать Александра, доведя его неприязнь к отцу до крайности.

В качестве рычага мести Феррора решил использовать все ту же любовь. Он знал, что Александр любит Глафиру, а у Ирода, как это порой бывает, отношения с невесткой сложились куда лучше, чем отношения с сыном. Ирод ценил Глафиру за утонченные манеры, ум и образованность и любил вести с ней светские беседы.

Этим обстоятельством и поспешил воспользоваться Феррора. Он нашептал Александру, что в своем неудержимом сластолюбии Ирод воспылал страстью к снохе и готов сделать все, чтобы либо соблазнить Глафиру, либо овладеть ею насильно.

Кровь ударила в голову Александру при этих словах. В приступе ревности, ослепленный гневом, он и в самом деле едва не стал действовать так, как от него ожидал Феррора. Однако в последний момент царевич сдержался и сделал совершенно неожиданный для Ферроры ход — направился к отцу, чтобы пересказать ему версию Ферроры и потребовать прямого ответа: правда ли, что тот решил заняться снохачеством с его Глафирой?!

Судя по всему, это и в самом деле была клевета, так как, едва выслушав сына, Ирод велел немедленно вызвать к себе и брата, и сестру.

Началась крайне неприятная семейная сцена, в ходе которой Ирод не просто обвинил Феррору в клевете, но и показал, что разгадал его замысел.

— Как ты, мерзавец, вообще посмел возводить на меня подобную напраслину?! — бушевал Ирод. — Я вижу тебя насквозь: ты хотел не просто опозорить меня, но и подтолкнуть моего сына к отцеубийству, ибо какой же сын удержался бы от покушения на отца после такого обвинения?! А если бы убийство не удалось, ты бы первым обвинил Александра в заговоре и побудил бы меня казнить его! И как же мне, подлец неблагодарный, тебя после этого называть?!

Феррора стал оправдываться, утверждая, что лишь передал Александру то, что рассказала ему сестра. Тут настал черед Саломеи возопить, что все это — ложь и поклеп и Феррора пытается отомстить ей за то, что она отговаривала его отречься от рабыни и жениться на племяннице. Чтобы выглядеть как можно более убедительной, Саломея вдобавок била себя в грудь, рвала волосы и бросалась к ногам брата, но театральные эффекты в тот день явно не произвели никакого впечатления на Ирода.

Скандал в этом неблагородном семействе, видимо, затянулся на несколько часов, до тех пор пока Ирод не велел брату и сестре убираться, так как хочет отдохнуть.

Всем было ясно, что царь не простил Саломею и Феррору и их положение при дворе сильно пошатнулось. Особенно радовались неожиданной опале Саломеи жены Ирода. Они уже успели убедиться, что ни одному слову этой женщины нельзя верить и если она вдруг проявляет к какой-то из обитательниц царского гарема дружеские чувства, то только для того, чтобы измыслить какую-нибудь гадость против других.

Между тем в том же году в царском дворце разыгралась еще одна любовная драма, в центре которой на этот раз оказалась сама Саломея.

Саломея, уже успевшая отправить руками Ирода на тот свет двух мужей, на этот раз положила глаз на молодого арабского военачальника Селлия (Силлая), прибывшего ко двору Ирода с некоей дипломатической миссией (вероятнее всего, с просьбой об очередной ссуде).

Правивший в те дни Набатеей царь Обод был слабоволен и апатичен, и фактически всеми делами царства заправлял Селлий. Ирод в те дни симпатизировал молодому арабу — может, потому, что тот напоминал ему покойного отца Антипатра, игравшего ту же роль управляющего делами при Гиркане II. Заметив, что сестра неравнодушна к Селлию, да и тот вроде бы обратил внимание на статную, переживающую бабье лето Саломею, Ирод велел своим женам и Ферроре во время пира внимательно следить, как эти двое будут вести себя за столом. Взгляды и фразы, которыми Саломея и Селлий обменивались друг с другом, не оставляли никаких сомнений: между этой парочкой вспыхнула настоящая страсть.

Но если женщины подшучивали над довольно солидной разницей в возрасте между молодым красавцем арабом и стареющей, хотя и старающейся держать себя в форме Саломеей, то Ирода подобные мелочи мало интересовали: он просчитывал, какие политические выгоды может принести ему такой брак. Получалось, что немалые: он поможет Селлию прибрать к рукам Набатею, и вместе они могут создать новое мощное государство.

Переговорив с Селлием и получив его принципиальное согласие на брак, Ирод вызвал сестру. Сделав вид, что он забыл про недавний скандал, Ирод спросил, согласна ли та выйти замуж за Селлия, и Саломея, разумеется, согласилась.

Все, таким образом, шло к свадьбе, но возникло вполне ожидаемое препятствие: не желая лишних пересудов ни среди знати, ни в народе, Ирод потребовал, чтобы Селлий перешел в иудаизм. Но вот к такому шагу, как выяснилось, набатей готов не был, заявив, что даже если он согласится, соплеменники забьют его дома камнями.

Надо заметить, что арабы той эпохи были довольно веротерпимы и вопрос, каким богам служить, считали личным делом каждого мужчины. Ирод об этом знал и понял, что речь идет просто об отговорке — похоже, Селлий испугался, что все обещания царя Иудеи окажутся блефом и в итоге, если кто-то и приберет к рукам Набатею и станет ее единоличным правителем, это будет именно Ирод.

Словом, Селлий и Ирод расстались крайне недовольные друг другом, а затем обитатели дворца стали замечать, что время от времени Саломея стала куда-то исчезать из Иерусалима. Феррора установил за сестрой слежку и вскоре выяснил, что та тайно встречается с Селлием и во время этих встреч они предаются любовным утехам.

Сегодня наверняка бы решили, что два вполне взрослых, свободных человека вправе заниматься тем, чем им вздумается, и посторонним не нужно совать нос в чужие дела. Но в те времена связь на стороне, будь она даже вдовой или разведенной, считалась для женщины недопустимой, а ответственность за сохранение приличий до следующего замужества несли ее отец, братья и даже бывший свекор [63] Подтверждение этому мы находим в библейском рассказе о Фамари (Тамар) и Иуде (Иегуде) (Быт. 38:6—25). Арабы придерживаются этих правил и в наши дни. .

Поэтому Ирод снова вызвал сестру (а заодно и Феррору как свидетеля) на «серьезный разговор», во время которого даже позволил себе употребить несколько грубых слов, обозначающих женщину легкого поведения. Саломея, как водится, снова стала рвать волосы и бить себя в грудь, обвиняя младшего брата в клевете, но ей никто не поверил.