Петр Люкимсон - Царь Ирод

Надо заметить, что если теологи и мистики в вырвавшемся из глубины могилы пламени видят доказательство ее сакрального характера, то историки, стоящие на рационалистических позициях, либо вообще сомневаются в правдивости истории об ограблении царской гробницы, либо считают, что все происходило по меньшей мере не совсем так. Отказываясь верить в сверхъестественное пламя, которое сожгло дотла телохранителей Ирода, они предполагают, что последний попросту отдал приказ убить их, чтобы избавиться от ненужных свидетелей.

Однако ограбление могил считалось тяжелейшим грехом и преступлением не только у евреев, но и у римлян, а потому и те и другие увидели в последующих событиях в семье Ирода наказание Свыше за это осквернение покоя мертвых.

Хотя, если задуматься, ничего неожиданного в происходившем в царском дворце не было. Напротив, это было вполне логическое продолжение все того же «сериала» о любви, коварстве и борьбе за власть.

Антипатр, как уже говорилось, не смирился, да и не мог смириться с тем, что Александр и Аристобул продолжают ходить по земле. То, что Ирод назвал их в числе своих потенциальных наследников, правда, отдав преимущество Антипатру, лишь убедило последнего, что с сыновьями Мариамны Хасмонейской следует покончить как можно скорее.

Причем в качестве первой цели он наметил Александра — и потому, что именно Александр сыграл столь активную роль на суде Августа, и по той причине, что он был зятем каппадокийского царя, обладавшего огромными связями в Риме. Александр был ведущим, Аристобул — ведомым, и Антипатр понимал, что как только он избавится от старшего брата, расправиться с младшим не составит особого труда.

При этом Антипатр продолжал придерживаться той же линии поведения, какую избрал до своей отправки в Рим. Он всячески укреплял во дворце партию своих сторонников и в конце концов склонил на свою сторону самого «хранителя печати» (то есть, выражаясь современной терминологией, министра финансов и премьер-министра) Птолемея, а также слуг Александра и Аристобула, докладывавших ему о каждом высказывании своих хозяев.

Антипатр также добился значительного усиления своего влияния на отца, а заодно способствовал и возвышению своей матери Дорис, влияние которой на Ирода также стало расти не по дням, а по часам. Эта задача в значительной степени облегчалась тем, что именно в тот период паранойя Ирода, видимо, начала постепенно переходить в параноидную шизофрению, хотя первые упоминания о том, что царь стал страдать галлюцинациями, относятся к более позднему периоду жизни.

Теперь Ирод не принимал ни одного решения, не посоветовавшись с Дорис и Антипатром, и это, безусловно, не могло не выводить из себя сестру царя Саломею. Вместе с тем Саломея не могла не признать, что Дорис прекрасно справляется со своей ролью «злой мачехи» — не меньше, чем она, мечтает погубить братьев-царевичей, — и потому была вынуждена терпеть Дорис в качестве союзницы.

Старая игра продолжалась: по указанию Антипатра слуги то и дело докладывали Ироду о все новых «возмутительных» высказываниях Александра и Аристобула, перевирая и приукрашивая их так, чтобы они вновь и вновь будили подозрения в ненависти царевичей к отцу и в заговоре против него. Антипатр же по-прежнему играл роль примерного сына и благородного заступника братьев.

Ситуация усугублялась еще и тем, что царевна Глафира никак не могла поладить с женой Аристобула Береникой. Она считала ниже своего достоинства общаться со свояченицей на равных, непрестанно иронизировала по поводу ее низкого происхождения. Вдобавок у Береники не ладились и отношения с мужем, который также не упускал случая посетовать, что в отличие от брата ему в супруги досталась «плебейка».

Береника, разумеется, выплескивала свои обиды матери. Заодно она пересказывала Саломее, о чем говорят между собой братья, считающие себя в первую очередь Хасмонеями и лишь в самую последнюю — сыновьями Ирода. Вдобавок они любили порассуждать о том, как после смерти отца воссядут на троне и тогда пошлют братьев от других жен царя служить в провинцию писарями, так как на большее те, дескать, и не способны.

Саломея тут же спешила донести о рассказах дочери венценосному брату, подливая свою чашу масла в бушующий и без того огонь. Ирод же, как пишет Флавий, верил любым поклепам на сыновей, так как они лишь вновь и вновь утверждали его в уже сложившемся к ним отношении. И само собой, еще больше его озлобляли.

Тут в наш «исторический сериал» неожиданно входит новая (причем отнюдь не последняя!) любовная линия. Кто бы мог подумать, что Феррора, младший брат Ирода, будучи, в сущности, таким же интриганом, как и вся его родня, способен на глубокое и сильное чувство?! И к кому — к жалкой рабыне, юной наложнице, с которой он стал делить ночи после смерти жены!

Тем не менее так оно все и было. Любовь Ферроры к этой девушке оказалась так велика, что когда Ирод предложил брату для укрепления семейных уз взять в жены свою старшую дочь Шломцион, Феррора отказался, заявив, что предпочел бы жениться на любимой женщине. Этот отказ глубоко оскорбил Ирода, он затаил обиду на брата и в итоге выдал дочь за племянника — сына покойного Фазаила. Спустя какое-то время Ирод предпринял вторую попытку, предложив Ферроре жениться на второй своей дочери — Кипрос.

Хранитель царской печати Птолемей понял, что если Феррора откажет царю и на этот раз, Ирод может вспылить и последствия его гнева могут быть ужасны. Поэтому он поспешил к Ферроре, чтобы убедить того, что не стоит ради какой-то рабыни рисковать не только своим положением при дворе, но и самой головой. Доводы эти звучали столь убедительно, что Феррора известил Ирода о согласии жениться на Кипрос, готовности прекратить всякие сношения с рабыней, но попросил… дать ему 30 дней на прощание с любимой женщиной.

Но это был тот самый, крайне редкий для той эпохи случай, когда любовь оказалась сильнее доводов рассудка. Спустя месяц Феррора явился к венценосному брату, чтобы заявить, что он… не готов отказаться от любимой и просит освободить от обещания жениться на Кипрос.

Надо заметить, что этот роман с рабыней начался у Ферроры давно, вскоре после смерти первой жены (кстати, сестры Мариамны Хасмонейской), и он не раз обращался к Ироду с просьбой разрешить ему жениться на возлюбленной, но каждый раз нарывался на отказ. После очередного отказа у Ирода появилось подозрение, что брат в отместку замышляет его убийство. Началось следствие, в ходе которого даже под пытками приближенные Ферроры отвергли это обвинение, но признались, что последний планировал бежать вместе с рабыней в Парфию, а Костобар, второй муж Саломеи, готов был ему в этом помочь.