Джон Барри - Испанка. История самой смертоносной пандемии

Эвери обнаружил, что веществом, превращающим пневмококк без капсулы в пневмококк с капсулой, является ДНК. После того, как пневмококк изменялся, его потомки наследовали это изменение. Эвери показал, что носителем генетической информации является ДНК и что гены — это ее участки.

Его эксперименты были тонкими, изящными и неопровержимыми. Коллеги из Рокфеллеровского института провели подтверждающие опыты с B. influenzae Пфайффера.

Историки науки спорят, насколько сильно и непосредственно статья Эвери повлияла на научный мир, — во многом из-за мнения одного молекулярного биолога и генетика, Гюнтера Стента: он считал, что эта работа «в течение следующих восьми лет незначительно повлияла на общепринятые представления о механизме наследственности» [950] Gunther Stent, Introduction, The Double Helix: A Norton Critical Edition by James Watson (1980), xiv. . Выводы Эвери действительно далеко не сразу были приняты научным сообществом.

Но ученые, которых это касалось непосредственно, встретили его открытие с радостью.

Еще до того, как Эвери открыл (и доказал), что ДНК является носителем генетического кода, его всерьез рассматривали как кандидата на получение Нобелевской премии за вклад в развитие иммунохимии. Но теперь прогремел взрыв — вышла его революционная статья. Вместо того, чтобы присудить ему премию, Нобелевский комитет нашел его статью слишком революционной, слишком неожиданной. Премия придала бы весомости этому открытию, и Нобелевский комитет не мог пойти на такой риск — во всяком случае до тех пор, пока оно не будет подтверждено другими учеными. В официальной истории Нобелевского комитета сказано: «Те результаты — и это было совершенно очевидно — имели фундаментальное значение, но Нобелевский комитет счел целесообразным подождать, пока вопрос не прояснится…» [951] Nobelstiftelsen, Nobel, the Man, and his Prizes (1962), 281.

Другие ученые горели желанием помочь вопросу «проясниться».

Джеймс Уотсон, совместно с Фрэнсисом Криком открывший структуру ДНК, писал в своей знаменитой автобиографической книге «Двойная спираль» {25} 25 Уотсон Дж. Двойная спираль / Пер. М. Брухнов, А. Иорданский. — М.: АСТ, 2013. : «…Господствовало мнение, что гены — это особый тип белковых молекул. Однако… бактериолог Освальд Эвери проводил в нью-йоркском Рокфеллеровском институте свои опыты, которые показали, что наследственные признаки могут быть переданы от одной бактериальной клетки другой при помощи очищенного препарата ДНК… Опыты Эвери заставляли предположить, что все гены состоят из ДНК… Конечно, были и такие ученые, которые полагали, что доказательств в пользу ДНК собрано все еще недостаточно, и предпочитали считать гены молекулами белка. Однако Фрэнсиса [Крика] мнение этих скептиков не беспокоило… Ученые, вопреки повсеместному убеждению, которое поддерживают их любящие мамочки и газеты, нередко бывают не только узколобыми и скучными, но и просто глупыми» [952] Уотсон Дж. Двойная спираль / Пер. М. Брухнов, А. Иорданский. — М.: АСТ, 2013. .

Уотсон и Крик были не единственными учеными, которые охотились за главным, величайшим трофеем — ключом к наследственности и, возможно, к разгадке тайны жизни, — и не только они сразу же поняли значение работы Эвери. Химик Эрвин Чаргафф, чьи открытия имели для Уотсона и Крика решающее значение, поскольку помогли им определить пространственную структуру молекулы ДНК, заметил: «Эвери дал нам первый текст на новом языке — вернее, показал нам, где его искать. И я решил найти этот текст» [953] Horace Judson, Eighth Day of Creation: The Makers of the Revolution in Biology (1979), 94. .

Макс Дельбрюк, изучавший вирусы, чтобы разобраться в природе наследственности, говорил: «Эвери очень внимательно следил за тем, что мы делали, а мы внимательно следили за тем, что делал он… Было понятно, что он открыл нечто весьма интересное» [954] Там же, с. 59. .

Сальвадор Лурия (университетский преподаватель Уотсона), работавший с Дельбрюком, также опроверг утверждение Стента, будто на данные Эвери никто не обратил внимания. Лурия вспоминал, как однажды они с Эвери за обедом в столовой Рокфеллеровского института обсуждали важность его работы: «Если кто и говорит, что мы ничего не знали, то это полная чушь» [955] Там же, с. 62–63. .

Питер Медавар как-то заметил, что темные века ДНК подошли к концу в 1944 г., когда явился Эвери [956] Уотсон Дж. Двойная спираль. . Медавар назвал его работу «самым интересным и важным экспериментом XX в»..

Макфарлейн Бёрнет, как и Эвери, изучал инфекционные болезни, а не гены, но в 1943 г. он посетил лабораторию Эвери и был поражен до глубины души. Эвери, сказал Бёрнет, «сделал не что иное, как выделил чистый ген в форме дезоксирибонуклеиновой кислоты».

На самом деле достижение Эвери было классикой фундаментальной науки. Он начал свои исследования в поисках лекарства от пневмонии, а закончил их, по словам Медавара, «созданием науки — молекулярной биологии» [957] Dubos, Professor, Institute and DNA , 156. .

Уотсон, Крик, Дельбрюк, Лурия, Медавар и Бёрнет — все они стали нобелевскими лауреатами.

Эвери эту премию так и не получил.

Рокфеллеровский университет — бывший Рокфеллеровский институт медицинских исследований — назвал его именем один из входов на территорию (такой чести не удостаивался никто). Национальная медицинская библиотека опубликовала в интернете серию биографий выдающихся ученых, и первым в этом почетном списке был Эвери.

Освальду Эвери было 66 лет, когда он опубликовал статью о «трансформирующем начале». Он умер 11 лет спустя, в 1955 г., через два года после того, как Уотсон и Крик расшифровали структуру ДНК. Он умер в Нэшвилле, куда переехал, чтобы жить ближе к брату и его семье. Дюбо сравнил его смерть со смертью Уильяма Генри Уэлча в 1934 г. и процитировал речь Саймона Флекснера на похоронах Уэлча: «Тело его страдало, но разум делал все, чтобы мир по-прежнему видел его спокойствие — спокойствие, ставшее для него знаменем и щитом. Душка, врач и всеобщий любимец, умер, как и жил, сохраняя ясность ума и спокойную отстраненность» [958] Там же, с. 164. .

В первые годы после пандемии Пол Льюис по-прежнему возглавлял Институт Генри Фиппса при Пенсильванском университете.

Но счастлив он не был. Льюис был среди тех, кто все еще считал, будто причина гриппа — B. influenzae . Он работал с палочкой гриппа и после ухода испанки. В этом можно усмотреть определенную иронию — ведь поначалу он весьма неохотно соглашался с этиологической ролью бациллы Пфайффера и подозревал, что причиной гриппа является фильтрующийся вирус. Вероятно, главной причиной такого упорства стал личный опыт. Он не только первым научился регулярно выделять бациллу, но и создал вакцину, которая, казалось, работала. Правда, руководство медицинской службы военно-морского флота распорядилось ввести вакцину, приготовленную по его методике, нескольким тысячам матросов, и она оказалась неэффективной, но он не сам ее готовил. Малая партия, которую он изготовил и испытал лично — на пике эпидемии, а не на излете, когда многие вакцины «работали» просто потому, что болезнь протекала легче, — действительно работала, это было доказано [959] Стенограмма заседания комиссии по изучению гриппа: первое заседание, 30 октября 1918 г.; второе заседание, 22 ноября 1918 г.; четвертое заседание, 14 февраля 1919 г., личный фонд Уинслоу. . Только у трех из 60 больных, которым была введена вакцина, развилась пневмония, но при этом никто из больных не умер. В контрольной группе было десять случаев пневмонии и три летальных исхода.