Евгений Бей - Генерал В.А. Сухомлинов. Военный министр эпохи Великой войны

Но, пожалуй, самым главным основанием, на котором базировал свой план Сухомлинов, была оценка фортификационных укреплений в инженерном и артиллерийском отношении. Необходимо учитывать, что ко времени пересмотра значения сухопутных крепостей они находились в плачевном состоянии: устаревшие, с вооружением «музейных образцов», лишенные необходимых запасов в период войны с Японией. Так, например, один из офицеров Брест-Литовска вспоминал, что в «крепости не было ни одного более или менее современного орудия. Из легких пушек были только поршневые… Из пушек более крупных калибров были 42 лин. пушки, 6 дм. и 8 дм. – все устарелых образцов. На одной практической боевой стрельбе разорвало 42 лн. пушку. Всю казенную часть силой взрыва отнесло назад, оторванная же дульная часть уткнулась дулом в землю. На счастье, никто при этом ранен не был. Были еще полупудовые медные мортирки для стрельбы светящимися ядрами, изобретенными более полувека назад генералом Рейнталем. Эти мортирки нередко после выстрела переворачивались… Были в Брест-Литовске и ракетные станки с крепостными ракетами [!], хвост которых был длиною в 1 саж.» 341. Перед началом войны на вооружении русских крепостей состояли орудия 34 различных образцов, часть из которых, безусловно, устарела 342.

Для того чтобы привести крепости на западноевропейской границе в надлежащее состояние, были необходимы огромные денежные средства. Только на модернизацию Ивангорода, Варшавы и Новогеоргиевска пришлось бы потратить 1 миллиард рублей, то есть больше, чем требовалось на всю программу реформирования армии, и почти столько же, сколько должен был получить Черноморский флот в следующие шесть лет 343. Сухомлинов понимал, что такой выход из ситуации – непозволительная роскошь для государственного бюджета.

В случае начала войны, по мнению Сухомлинова, крепости, в совокупности обладавшие большими недостатками, могли потребовать назначения непомерно больших гарнизонов, а также оказать сковывающее влияние на свободу действий нашей полевой армии, притягивая последнюю на собственную выручку. Более того, военный министр утверждал, что в любом случае прогресс дальнобойной артиллерии лишал существование крепостей всякого смысла, а средства, выделяемые на их содержание, не говоря уже о необходимости усовершенствования, чтобы они могли противостоять огневой мощи современной артиллерии, разумнее было бы пустить на текущие армейские нужды. «Эта отправная точка зрения была признана государем правильной и принята мною к руководству», – вспоминал Сухомлинов 344.

В январе 1909 г. военному министру был подан проект о расширении Висло-Наревского укрепленного района, составленный в Главном крепостном комитете, возглавляемом великим князем Петром Николаевичем. Но главным автором был инженер-генерал К.И. Величко. «Из прежней своей служебной деятельности, – вспоминал генерал Данилов, – припоминаю пример нелепейшего проекта, составленного, если не ошибаюсь, в 1909 г., в стенах Инженерного Замка, под руководством крупного и лично очень одаренного военного инженера; последний предлагал покрыть всю территорию России густой сетью крепостей. Что нужды в том, что на одно поддержание этого лабиринта крепостей на высоте быстро развивающейся техники должен был, по всей вероятности, уходить ежегодно весь доходный бюджет Российской империи и что всей русской армии едва ли хватило бы для наделения этих крепостей гарнизонами!» 345

На 300 страницах доклада Величко излагался план крепостного строительства, рассчитанного на 30–50 лет. 29 января 1909 г. Сухомлинов отверг этот проект как «фантастический» 346. Особенно интересна его резолюция по вопросу о предлагаемых сроках выполнения проекта. Он считал, что за это время «в самих крепостях уже не явиться более надобности – война будет перенесена в воздух и участь сражений и судьбы народов будут решать воздушные флоты дирижаблей и аэропланов» 347. Сухомлинов предложил представить план фортификационных работ, рассчитанный на пять лет. Можно только удивляться не только его безусловно верной позиции, но и дару предвидения: через 30 лет, уже в ходе боев 1939–1940 гг. на Восточном и Западном фронтах, судьбы сражений во многом решала авиация, но никак не крепости – устаревшие польские или вполне современные французские, бельгийские и голландские 348.

Принципиально верной была и другая мысль Сухомлинова, высказанная по поводу проекта крепостного комитета: «Вопрос об инженерной подготовке должен быть разрешен в зависимости от основной идеи всего плана войны» 349. Все действия нового военного министра указывали на то, что в предстоящем столкновении с центральными державами возобладали оборонительные тенденции. Именно Сухомлинов, исходя из текущего состояния армии, позволил себе открыто говорить в правящих кругах о неизбежности отступления в случае войны с Германией. Отсюда его план укрепления отдельных польских крепостей и переброски войск, расположенных в царстве Польском, на линию Пермь – Вологда, который устранял, с одной стороны, расходы на ненужные крепости, не способные устоять перед современным артиллерийским огнем, с другой – давал возможность сконцентрировать армию для успешного действия против австро-германских войск.

Вполне обоснованный проект вызвал сильную оппозицию внутри страны и за ее пределами. Петербург того времени был наполнен массой сплетен и домыслов, касающихся крепостного вопроса. Некоторые даже были готовы видеть в этом решении выплату долга Вильгельму II за его благожелательное отношение во время Русско-японской войны 350. Сложно было отказаться от представления о неизменном значении крепостей. Ведь в них было влито столько «превосходного» бетона, они содержали столько «превосходных» артиллерийских орудий, что предложение военного министра об их срытии могло действительно рассматриваться как вредительство высшей меры 351.

После 1909 г. строительство западных крепостей в России пересматривалось почти ежегодно. Некоторые крепости не только не упразднялись, но должны были переустроиться, чтобы удовлетворять современным требованиям, а часть войск возвращалась к местам прежней дислокации. В разное время вплоть до самой войны Николай II соглашался с взаимоисключающими мнениями по фортификационному вопросу. Естественно, такого рода «шатание» крепостной мысли дезорганизовывало весь изначальный замысел Сухомлинова.

В 1914 г. в Государственной думе руководителя военного ведомства обвинили в непоследовательности: расформированная крепостная пехота, теперь вновь была возрождена под видом крепостных гарнизонов; из упраздненных в это время крепостей две – Ивангород и Гродно – решили опять восстановить. «Может быть, все эти восстановления, возвращения чересчур желательны, но тогда зачем же было все это разрушать?» – спрашивал докладчик комиссии по военным и морским делам у Сухомлинова. Военный министр так и не смог толком ответить на этот вопрос. Он просто заявил: «Это наша совместная с вами работа, ибо целый ряд пожеланий Государственной думы, которые высказывались в отношении развития нашей армии, вошли в него» 352.