Евгений Бей - Генерал В.А. Сухомлинов. Военный министр эпохи Великой войны

Закон о воинской повинности от 23 июня 1912 г. значительно расширил социальную базу призывного контингента, закрепил новый принцип комплектования армии, сузил систему льгот, дал им более точную классификацию и изменил порядок осуществления призыва, обеспечив равномерное распределение воинской повинности по всей территории империи. Первые итоги призыва на основании нового закона дали положительные результаты. Уже в ходе призыва 1912 г. образовался излишек новобранцев около 21 тысячи человек, который на основании решения особой комиссии под председательством В.Н. Коковцова был распределен по отдельным округам.

Меры, предусмотренные новым законом, вполне соответствовали потребности армии в мирное время. Но во время войны, например, не мог быть призван в армию большой запас ратников 2-го разряда, не предусматривались также досрочные призывы. Это оказалось достаточно веским основанием для утверждения, что в новом Уставе «потребности военного времени были совершенно упущены» 409. Из 25 миллионов призывного контингента Российской империи под ружье можно было поставить лишь 8 миллионов человек, или 5 % всего населения, тогда как в Германии доля призываемых составляла 10–12 % населения страны. Пришлось во время войны в спешном порядке проводить ряд принципиально изменяющих установленный порядок законов.

Радикальному пересмотру подверглись принципы стратегического развертывания русских армий, заложенные в основание еще Милютиным и приводившиеся в жизнь с некоторыми изменениями в деталях в течение 35-летнего периода. Учитывая отставание в мобилизационных сроках готовности, Генеральный штаб принял решение отнести рубеж стратегического развертывания с Привислинского театра на линию Вильно – Белосток – Брест. Эта мера должна была предотвратить поражение России в результате упреждающего броска немецкой военной машины по еще не закончившим свою мобилизацию и сосредоточение русским войскам.

К этому времени значительно укрепились контакты между русским и французским Генеральными штабами. Возобновились совместные совещания, предусмотренные условиями военной конвенции, подписанной Н.Н. Обручевым и Р. Буадефром еще в 1892 г. Однако если Обручев был совершенно свободен от давления союзников на свои военные планы, а в 1900–1904 гг. Куропаткин мог разговаривать с ними на равных, то теперь руководители русского военного ведомства были напрямую зависимы от французских предложений. В частности, в начале 1912 г. «Россия согласилась с предложением Франции скреплять протоколы совещаний начальников Генеральных штабов двух стран подписями министров. Это придавало им характер правительственных документов» 410.

Франко-русское соглашение заложило первоначальный фундамент в создание новой политико-экономической группировки европейских держав. Оперативные планы русской армии на западной границе строились в соответствии с союзным договором с Третьей республикой. На совещаниях 1911–1913 гг. (проходивших то во Франции, то в России) постоянно подтверждалось положение о том, что поражение германских сил является первой и основной задачей союзных армий. Основное внимание уделялось согласованию планов стратегического развертывания войск и, как следствие, необходимости реконструкции и нового строительства железных дорог, которые должны были обеспечить концентрацию русских войск против Германии 411.

Такая позиция несколько расходилась личными взглядами Сухомлинова. Он считал, что этот союз чрезвычайно полезен в предвоенный, подготовительный период, поскольку французское правительство предоставляло крупные субсидии. Правда, эти кредиты выделялись под конкретные проекты (строительство железных дорог, мероприятия по увеличению численности русской армии и т. д.). Оплатой же этих кредитов являлись жизни сотен тысяч русских солдат и офицеров, брошенных в военное время в спасительное для французов наступление на Германию. Позднее маршал Ж.Ж. Жоффр высоко оценивал помощь, оказанную в 1914 г. русской армией Франции: «Я пользуюсь всяким случаем, чтобы отдать долг уважения храбрости русских войск и выразить им мою глубокую признательность за действенную помощь, которую они оказали нашей армии в те трагические часы, когда Германия бросила на Запад почти все свои силы. Я никогда не забуду те тяжелые жертвы, которые геройски принесла русская армия, чтобы заставить врага, любой ценой, обратиться на нее» 412. Более предпочтительным в глазах Сухомлинова был союз с монархией Гогенцоллернов, но такова была политика и воля императора, с которой он считался безоговорочно. К тому же после 1909 г. очень многое в России определялось личностью министра иностранных дел, так как этот человек, как правило, подбирался в зависимости от общего внешнеполитического курса страны. Иначе говоря, если глава российской внешней политики являлся сторонником прочного союза с Западом против Германии, то действительно исправить что-либо было невозможным 413. Окончательный переход к политике ориентации России на Антанту и отказ от остатков маневрирования между Антантой и Германией связан с именем министра иностранных дел С.Д. Сазонова. Именно он «выступил инициатором превращения Антанты в военно-политический союз», а впоследствии рьяно добивался его расширения в годы войны 414.

В свою очередь, главным просчетом германской международной политики стала переориентация с Великобритании на Россию, как вероятного противника. Как раз германо-русский союз или, по крайней мере, нейтралитет делал невозможной европейскую войну. Как ни странно, но аргументом Германии оставалось предположение, что Россия готовит нападение. Посол в Санкт-Петербурге Фридрих фон Пурталес 11 марта 1914 г. докладывал, что такие домыслы не соответствуют действительности. Однако Вильгельм II с презрением отмахнулся от мнения дипломата, написав на полях его доклада: «Как солдат, я придерживаюсь того взгляда, который находит подтверждение во всех поступающих ко мне донесениях и который сводится к тому, что не может быть ни малейшего сомнения в том, что Россия ведет систематическую подготовку к войне против нас; именно на этом основана моя внешняя политика» 415.

Изменения в организации русской армии и ее дислокации повлекли за собой необходимость перейти к новой форме мобилизации. Мобилизационное расписание № 19, высочайше утвержденное 26 июня и введенное 1 сентября 1910 г., качественно отличалось от предыдущих 416. С ним в европейской части России и на Кавказе устанавливалась территориальная система комплектования армии. Были установлены корпусные, дивизионные и полковые районы пополнения. В войска, дислоцировавшиеся в местностях с преобладающим русским населением, направлялось до 50 % местных уроженцев. Этим достигалось, с одной стороны, резкое сокращение перевозок и быстрое укомплектование войск, с другой – многие части получали при мобилизации запасных, уже служивших в них. Новый мобилизационный план охватывал территорию всей империи (за исключением Приамурского военного округа). Впервые вводилась военно-перевозочная повинность. В целом расписание значительно повышало боеготовность сухопутной армии, а сроки ее мобилизации приблизились к срокам мобилизации ее вероятных противников. В нем был учтен неудачный опыт войны с Японией, поэтому в случае возникновения военного конфликта на одной из окраин государства была выработана особая частная мобилизация.