Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

Нам осталось сказать о международном значении Октябрьской революции. И здесь вновь не обойтись без сопоставления ее с Французской революцией. Великую Французскую буржуазно-демократическую революцию конца XVIII в. продолжала вся Европа; ее идеи в XIX в. дали закваску освободительной мысли России, побуждая полемизировать с ними, идти дальше. А в это время Франция расплачивалась за свой «скачок в будущее» отставанием от тех, кто уходил вперед, превращая «свободу, равенство и братство» в технологию, в постоянный капитал, в навык машинного труда, в фабричное законодательство, триумфальное шествие «всеобщего эквивалента» и опытного знания» [131] Гефтер М. Я. Из тех и этих лет. М., 1991. С. 61. . Не так ли дело обстоит и с Великой Октябрьской революцией? Она не оправдала (да и не могла оправдать) тех преувеличенных надежд, которые с нею связывались при ее свершении, хотя и обеспечила прорыв огромной страны в Современность. Но она стала фактором революционного обновления мира, освобождения его от пут социального и умственного рабства, колониального гнета и национального неравноправия, короче, всего того, что исторически сплелось в империализме. Эти последствия выявились с тем большей наглядностью, что государство, рожденное Октябрем, одержало в союзе с другими странами всемирно-историческую победу над германским фашизмом и японским милитаризмом. Результатом это победы, в одних случаях непосредственным, в других – опосредованным, стало создание «социального государства» в странах Западной Европы, пробуждение народов колоний и полуколоний, крах колониальной системы империализма в ее, так сказать, классическом виде.

Правда, как в свое время и Франция, СССР заплатил за прорыв собственным отставанием. В то время как развитые капиталистические страны создавали общество, отвечающее потребностям НТР и современной цивилизации, советский народ ценой громадных усилий создал военную «сверхдержаву», единственным преимуществом которой является способность уничтожить все живое на планете. Как это получилось, мы сегодня в состоянии понять. Но этого уже недостаточно. Возникшая в результате событий августа 1991 г. демократическая Россия вновь поставила на повестку дня общественного развития все те вопросы, которые Октябрьская революция либо не сумела решить в духе современной цивилизации, либо решала их, сообразуясь с ограниченными доктринами и преходящими историческими обстоятельствами. Экономика производительного неравенства, для которой форма собственности является делом не принципа, а практической целесообразности, цивилизованное и цивилизующее государство, недостижимое, пока не преодолена власть бюрократии над человеком, культурная (и моральная) революция, модель интегрального развития общества, которая была бы ориентирована на различия, на разные подходы, на несовпадающие традиции и обстоятельства, наконец, Россия, преодолевшая прежние классические противостояния, Россия как мир в Мире человеческих миров – разве эти цели противоречат проекту, зачину Октября? Но сегодня, спустя 80 лет, обогащенные трудным, порой трагическим опытом, мы знаем, что путь к реализации этих целей пролегает не через классовую борьбу и диктатуру партии, общественного слоя, а через нахождение – каждый раз заново – формулы единства разных социальных сил, формулы социального компромисса. Только тогда создание другой жизни перестанет быть катастрофой для этой, и Россия начнет работать вместе с другими странами над решением неотложных проблем современной цивилизации.

Незавершенный характер советского проекта вытекал из специфических условий, в которых возникла и развивалась русская революция. Произошедшая, в силу стечения исторических обстоятельств, как изолированная, в стране с недостаточно высоким уровнем капиталистического развития, она неизбежно вынуждена была доделывать работу буржуазной революции, но нетипичным образом. Задачи разрешения противоречий капиталистического развития на путях догоняющей модернизации (что тогда означало индустриализацию) стали решаться без буржуазии, получившими политическую власть ее классовыми противниками, а потому и неизбежно во многом небуржуазными методами. Однако выход из противоречий капитализма происходил, в силу небуржуазного социального состава движущих сил революции, не только на пути решения нерешенных задач капиталистической модернизации, но и на пути превращения социально-экономического строя России в социалистическое общество.

Можно ли было успешно решить обе эти задачи одновременно? Можно ли было построить социализм на базе недостроенной и достраиваемой на ходу материальной базы капитализма (при ограниченном допущении и буржуазных общественных отношений)? Вопрос остается открытым – во всяком случае, СССР с этой задачей не справился. Но означает ли это, что советский проект не имел реальных оснований и был с самого начала обреченной утопией?

Можно спорить о том, каковы были шансы СССР превратиться в полноценное социалистическое общество. Но совершенно бесспорным является то, что именно небуржуазный вектор развития, заданный революцией, привел к беспрецедентным результатам в решении задач буржуазной по содержанию (но не по своей социально-экономической форме!) модернизации. Та своеобразная конфигурация социально-политических сил, которая сложилась в результате революции, обеспечила этот рывок вперед.

Бюрократия выступала в сталинской модернизации как социальный субститут устраненной буржуазии. Те задачи модернизации, которые ставила бюрократия, объективно отвечали национальным интересам. Они были по содержанию задачами национального буржуазного государства (промышленный переворот, защита территории и территориальная экспансия, защита позиций в мировой экономике), однако в специфическом преломлении, ибо включали существенный элемент классового компромисса как с рабочим классом, так и, в меньшей степени, с крестьянством (в меньшей – потому, что мелкобуржуазные и патриархальные слои в большинстве своем являются неизбежной жертвой промышленного переворота). Буржуазные цивилизационные задачи облекались постольку в оболочку социалистических лозунгов, а отчасти и социалистических форм, особенно в сфере распределения.

Система пребывала в результате в неустойчивом состоянии, сохраняя некоторое равновесие за счет балансирования между ее разнородными элементами и насильственного примирения этих элементов. Этот баланс интересов сохранялся до тех пор, пока действовали механизмы самоограничения и социальной ответственности элиты, а ее собственные интересы во многом совпадали с интересами остальных слоев населения.