Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

Впрочем, как показал более поздний опыт 90-х гг., реформирование, основанное на радикальном отказе от коммунистической перспективы и социалистических ценностей, не оказалось более удачным.

Правящая элита все в большей степени стремилась к преодолению отчуждения от собственности. Эта мысль стала банальной еще во времена Перестройки, и в современной публицистике превратилась чуть ли не в главное объяснение начала реформ.

Это стремление было пока относительно платоническим и выражалось не в каком-то требовании приватизации, о чем большинству чиновников и думать было страшно, а в скромной по нынешним временам коррупции, а также в так называемых «ведомственности» и «местничестве», усиливающих противоречия в среде правящей элиты. Значительная часть бюрократии стремилась превратиться в буржуазию, но если мы сравним круг реформаторов 1980-х гг. и состав «се-мибанкирщин» 1990-х и 2000-х годов, то убедимся – собственность перешла не к тем, кто начал реформы. Это были совсем разные даже по складу люди, представлявшие разные слои номенклатуры. Реформаторы руководствовались идеями, проектами преодоления кризиса общества и государства, а не желанием «заиметь свечной заводик». Те, кто мечтали о заводике или отрасли, не инициировали реформы, а воспользовались ими, причем уже на поздней стадии, когда преобразования не в первый раз изменили направление и форму. Конкретные противоречия в аппарате в канун и в начале Перестройке представляли собой борьбу за контроль над частями общегосударственной собственности, далекий от последующих конфликтов вокруг приватизации.

Реформы были поддержаны широкой коалицией групп правящего класса, часть которой выступали, напротив, за «наведение порядка», подавление коррупции и ведомственности.

В конкретно-исторической ситуации середины 1980-х гг. гораздо большее значение, чем борьба за собственность, имела тема карьерного продвижения. При Брежневе обновление кадров протекало крайне медленно в результате политики стабилизации кадров. Такое положение подрывало основной принцип бюрократической иерархии – принцип карьеры, который гарантировал бюрократу со временем продвижение по службе. «Застой» в карьерном продвижении парали-зовывал и другие механизмы бюрократического общества – в том числе бюрократическую экономику. Без карьерного стимула чиновники и директора не только теряли желание развивать порученное им дело и обращались к кормушке коррупции, но и все больше раздражались отсутствием перемен. Накопление недовольства против стариков, занимавших вышестоящие посты и не дававших дорогу следующей генерации номенклатуры, становилось мощной бомбой, заложенной под режим брежневского равновесия.

Таким образом, не удивительно, что номенклатура самых разных взглядов поддержала политику обновления. Пути обновления виделись по-разному, но правящий класс в целом был готов постепенно начать преобразования.

По мере развития общей культуры населения все большее количество людей начинало обращать внимание на охватывающий СССР кризис. Обстановка психологического недовольства способствовала быстрому распространению критической информации, даже когда телевидение, радио и газеты сообщали прямо обратное. Недовольство условиями своей собственной жизни превращалось (пока у меньшинства) в недовольство системой. Ощущение «Так жить нельзя» и «Мы ждем перемен» уже становилось преобладающим.

Но откуда в обществе «тоталитаризма» могли взяться реформистские идеи? Может быть, их забросили листовками из-за рубежа или тайно внушили загадочным «агентам влияния»? При всей важности тамиздата и влияния мировой политической мысли на СССР, основы нашего идейного плюрализма формировались внутри страны, и уже очень долго. «Тоталитарное» или иными словами «морально-политическое единство советского народа», насколько оно вообще существовало, осталось в сталинском прошлом. Советское общество уже не было идейно монолитным. Наряду с официальным марксизмом-ленинизмом (в его интернационалистической и державно-националистической разновидностях), в среде интеллигенции были распространены либеральное западничество, державное почвенничество и неортодоксальный демократический социализм. Эти направления вступали друг с другом в разнообразные альянсы и конфликты на ниве культурной жизни. Официальная идеология вела борьбу против всех видов неортодоксальности, но это уже давно не была борьба на уничтожение. Многократно критикуемые, деятели культуры не отказывались от своих взглядов, но и не переходили в решающие атаки на режим. Они пока лишь готовились к такому наступлению, к решающей борьбе за умы. Уже в первой половине 1980-х гг. возникли ядра будущих «партий» времен Перестройки – «патриоты» и «либералы» [196] Слова «либерал» и «консерватор» применительно к советской элите употребляются в кавычках, так как указывают на принадлежность не к либеральной и консервативной идеологии в собственном смысле слова, а к реформистской и охранительной позиции. «окапывались» в толстых журналах, народники исследовали мыслителей прошлого и пели песни, западники писали в самиздат или делали партийногосударственную карьеру. Распространенным и влиятельным типажом стал «шестидесятник» или либеральный коммунист. Его мировоззрение складывалось из эклектического сочетания коммунистических мифов и либеральных ценностей индивидуальной свободы. Либеральные коммунисты не были тогда приверженцами либеральной идеологии и склонялись к демократическому социализму. Но их идеологические пристрастия были основаны на мифах, и когда в ходе Перестройки выяснится, что Ленин – не демократ, НЭП – не идеал рыночного социализма, а западные супермаркеты ломятся от продуктов – тут большинство «шестидесятников» быстро уверует в обычный либерализм, перейдет к апологии капиталистических отношений.

В 1950-1980-е гг. в недрах слоя специалистов-интеллигентов и служащих (в условиях СССР – среднего слоя) формировались зачатки гражданского общества – системы горизонтальных, независимых от государства общественных связей. Однако пока это были изолированные друг от друга круги неформального общения, связанные с музыкальной культурой (клубы самодеятельной песни и рок-движение), хобби, семейными и дружескими узами, и лишь иногда – с общественной активностью. Крупнейшими общественными движениями того периода были культурно-экологическое (дружины охраны природы, актив Всероссийских обществ охраны природы и памятников истории и культуры), песенно-музыкальное (КСП и рок-движение), педагогическое (коммунары, педагоги-новаторы) и правозащитное (диссиденты). Только последнее носило открыто оппозиционный характер.