Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

Тем не менее, программа вносила определенные изменения в прежнюю стратегию взаимоотношений СССР с внешним миром.

Не отказываясь от поддержки социалистических революций и движений в других странах, основной центр тяжести борьбы за социализм в ней был перенесен на мирное экономическое соревнование с капитализмом и победу в этом соревновании. По программе социально-экономического развития СССР на 1960–1980 гг. предполагалось к 1970 году достигнуть, а затем превзойти развитые капиталистические страны не только по общему уровню производства, но и в расчете на душу населения. Решение этой задачи было призвано не только обеспечить экономическую мощь страны, но путем введения множества бесплатных услуг поднять народное благосостояние на уровень, недоступный гражданам капиталистических стран. Таким путем советское руководство было намерено не только упрочить себе поддержку своего населения, но и завоевать симпатии граждан других стран, и окончательно доказать и закрепить превосходство социализма над капитализмом.

Однако этой программе не было суждено стать реальностью по ряду причин. Прежде всего, она в должной мере не учитывал шок, пережитый советским населением после XX съезда КПСС, состоявшийся в феврале 1956 года, где Н. Хрущёв подверг сокрушительной критике Сталина. Негласно известные и до этого необоснованные репрессии против множества людей и целых народов получили на съезде официальное признание и осуждение. Из доклада Н. Хрущёва люди узнали о массовом произволе. Лучшие представители народа в сталинский период были подвергнуты внесудебным осуждениям вплоть до смертной казни на основе сфальсифицированных против них обвинений. Тем самым было доказано, что слепое доверие граждан к политическому руководству чревато опасностью злоупотребления властью. Многим стало ясно, что для исключения подобного в будущем требуются не словесные заверения властей о «недопущении подобного впредь», а твёрдые гарантии, каковым могло служить демократическое преобразование общества, о чём хрущёвское руководство не хотело и слышать. Порок новой программы движения к коммунизму, принятой в октябре 1961 года, состоял в том, что в ней сколь-нибудь серьёзных перемен в направлении демократизации общества не предусматривалось. Безраздельность партийного руководства и тоталитарный контроль над всеми сторонами общественной жизни полностью сохранялись, а в такой ситуации народные низы оставались по-прежнему беспомощными перед лицом любого произвола властей.

Вскоре ход событий это и подтвердил. Через три года, после съезда КПСС, провозгласившего победное движение СССР к вершине мирового прогресса, в октябре 1964 года Н. Хрущев был смещён со своего поста в результате дворцового переворота, и ни одна собака в его защиту не залаяла. Народ по-прежнему безмолвствовал и безропотно принимал сверху идущие решения. Созданное и поддерживаемое советским режимом безмолвие народа находилось в вопиющем противоречии с основами коммунистического учения, согласно которому искомое общество не может быть создано никем другим кроме самих народных масса в их собственных интересах. Между тем хрущевская, как и прежние программы подобного рода, отводили народным низам роль лишь исполнителей решений вместо их прямого участия в их принятии. Рядовые люди оставались объектом, вместо того, чтобы быть субъектом управления, что ставило под вопрос выполнимость программы.

Это стало особенно очевидным, когда осенью 1966 года собрался очередной XXIII съезд КПСС. Напуганное Карибским кризисом 1962 года руководство страны посчитало, что гарантом сохранения и укрепления позиций социализма может быть не экономическое, а военноэкономическое соперничество с капитализмом, прежде всего США. Поэтому основные ресурсы стали направляться на усиление военнопромышленного комплекса СССР. Формально не отменяя хрущевскую программу, съезд перевёл целевую стрелку государственной политики от экономического соревнования с Соединёнными Штатами к достижению стратегического паритета с ними по видам вооружения. Так в явочном порядке одна цель была заменена другой.

Очевидно, навсегда спорным останется вопрос о том, какая из этих двух стратегий более всего соответствовала долгосрочным интересам советского населения. Была ли хрущевская программа реалистичной или с самого начала была обречена на провал? Несмотря на вызванный ею в свое время энтузиазм, как показали последующие события, она базировалась на предпосылках, обрекавших ее на провал. Дело в том, что, оглядываясь лишь на опыт своего прошлого, Советское руководство слишком полагалось на преимущества планового ведения хозяйства, и в них и ввдело гарантию успеха. Оно не отдавало себе отчет в том, что победа социализма над капитализмом в мирном экономическом соревновании тысячи кратно более сложная и многоплановая задача, нежели превращение в прошлом отсталой страны в передовую индустриальную державу, чем мы так гордились. Для решения новой задачи требовались такие компоненты общественного устройства, без которых в первом случае обошлись за счёт непомерных издержек, страданий и жертв. Во втором случае успех не мог быть достигнут без введения в действие новых движущих сил. Имеются в виду индивидуальные права и свободы, демократическое устройство общества и рыночные механизмы не в том формальном виде, в каком они существовали у нас, а в их реальном содержании, в каком они обеспечивают прогресс и динамизм общества и экономики.

Тоталитарное государство способно успешно решать ограниченный круг задач, и это создает у его правителей иллюзию своего всесилия. В нашем случае было также. Превращение отсталой страны в сравнительно развитую, неизведанным ранее путём, в условиях капиталистического окружения, его блокады и других форм противодействия, конечно, было невиданным ранее историческим прорывом к лучшему. На этом основании советское руководство уверовало в свою способность с помощью тщательно разработанной программы, подкрепленной множеством мобилизационных рычагов воздействия на экономику окончательно превзойти страны развитого капитализма. Таким путём удалось решить задачу преодоления своей отсталости, а задача достижения и опережения развитых стран капитализма была совсем другого масштаба и требовала новых ресурсов, главным из которых была демократия. Если в первом случае решающим фактором подъёма экономики был вызванный революцией энтузиазм народа, то во втором случае таким фактором мог быть демократизм общества.

Бесспорно, что происшедшие после XX съезда КПСС и критики Сталина изменения были значительными и придали социализму более гуманный облик по сравнению со сталинским деспотизмом. Но это было совершенно недостаточно, чтобы придать социализму нового дыхания для его успешной конкуренции с капитализмом. Недаром наступившие перемены получили двусмысленное название «оттепели», так раздражавшее хрущёвское руководство, поскольку точно указывало на половинчатость и незавершённость предпринятых им перемен. Беда после сталинского поколения руководителей (как хрущевских, так и брежневских) состояла в том, что они вышли из одной и той же сталинской шинели и никогда не понимали реального смысла демократии. Они никогда не признавали за ней иной роли, кроме как декоративной. Что касается инициативы и ответственности, то их они рассматривали не иначе как в рамках существующих идеологических догм и исходящих от руководства директив. Воспитанные в духе слепого сталинизма, они не верили в неподконтрольную партией инициативу и ответственность, а – отсюда – и в подлинно демократические институты и самодеятельность.