Лев Безыменский - Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Все те же антисоветские намерения торчали, как ослиные уши, из-за спины гитлеровского фельдмаршала, который изображал себя миротворцем и хотел на антикоммунистическую удочку подцепить Муни, а за ним — Ванситтарта и Чемберлена.

Однако не надо забывать: Муни был только одним из представителей крупного бизнеса США. Были и другие, не менее влиятельные круги, меньше связанные деловыми интересами с Германией и трезво оценивавшие обстановку. Они понимали, что речь идет о борьбе не на жизнь, а на смерть, и увещеваниями Гитлера интересы США защитить нельзя. Рузвельт в первую очередь опирался на эти круги, взяв курс на поддержку Англии и последующий разгром Германии и Японии как опасных соперников США. Понимал Рузвельт и то, что за антикоммунистическими приманками таится неуемная агрессивность гитлеровского режима.

Соотношение сил между «изоляционистской» (читай: прогитлеровской) и «антиизоляционистской» политическими линиями во внешнеполитическом курсе США тех лет было сложным и далеко не стабильным. Мюнхен встревожил многих в политическом и деловом мире США. Анализ положения на мировых рынках подтверждал эти опасения. Так, по ряду важных показателей Германия стала обгонять США. Она вышла на первое место в мире по производству каучука, бензина, алюминия, азота, по точной механике и оптике. Хотя к 1938 году Германия еще отставала по общему объему экспорта станков, но обогнала США по экспорту машин, стали и химикалий. Как говорил один из видных представителей «антиизоляционистов» Корделл Хэлл, возникала опасность «полного господства Гитлера в Европе». Он рисовал такую перспективу в случае победы нацизма: «Мы не будем допущены к столу мирной конференции. Мы будем отсиживаться на своих изолированных континентах, блаженно воображая, будто сможем быть реальным фактором при заключении мирного договора, который в действительности будет продиктован Гитлером…»

Конечно, США стояли перед нёвеселой перспективой потери своих позиций в Европе, где их капиталовложения к 1939 году составляли 3,3 миллиарда долларов. Агрессия Гитлера привела к резкому падению американского экспорта в страны, захваченные вермахтом (1938 год: 25 % всего экспорта США, 1940 год — 5 %). Недаром конгрессмен Пайерс заявил 25 июля 1940 года: «Битва идет прежде всего в области экономики, и здесь мы оказываемся в проигрыше. Мы, весьма вероятно, не почувствуем действия бомб, взрывающих здания. Но нам, бесспорно, придется ощутить результаты экономической бомбардировки, которая может разрушить наше финансовое положение…»

Эти веские основания укрепляли позиции тех сил в США, которые не воспринимали убаюкивающих уверений «изоляционистов» и считали необходимым дать отпор германской экспансии, в том числе и военный.

И как ни далеко было от нью-йоркской Уолл-стрит до шотландского замка Дунгавел, куда летел Рудольф Гесс, невидимые нити тянулись через все «социально-экономическое пространство» капиталистического мира, определяя действия политиков. Как бы это ни отрицали апологеты империализма, за полетом «заместителя фюрера» стоял фронт тех международных монополий, которые стремились к антисоветскому сговору. Но в равной мере инстинкт самосохранения господствовавших на Западе социальных и политических групп мешал осуществлению этого сговора. Он и предопределил провал тайной миссии Гесса.

10 мая Гесс очутился близ замка Дунгавел. Как мы знаем, в резиденции Гитлера это известие вызвало немалое замешательство. Не меньшим было оно и в Лондоне: Черчилль опасался, что если Гесс привез с собой приемлемый компромисс, то «мюнхенцы» могут снова одержать победу. Поэтому с Гессом обращались, как с «горячей пышкой».

Сначала — 11 мая — его идентифицировал герцог Гамильтон. В беседе с ним Гесс уже намекнул «на мирные условия», которые он привез с собой. Затем к Гессу был послан эксперт Форин офиса, бывший сотрудник английского посольства в Берлине, лично знавший его сэр Айвон Киркпатрик. Встречи состоялись 13, 14 и 15 мая: каждая длилась несколько часов. По воспоминаниям Киркпатрика, смысл высказываний Гесса был таков: компромиссный мир, необходимость отставки Черчилля, раздел сфер влияния, признание интересов Германии на Ближнем Востоке или… блокада и «голодная смерть» Англии…

Автор одной из книг о Гессе В. Шварцвеллер, процитировав эти «предложения», не без основания пишет: «Настало время выбросить на свалку истории залежавшуюся легенду (а в нее часто охотно верят) о том, что Рудольф Гесс был одиноким миссионером гуманности и высшим его желанием был только мир, но его благородная миссия натолкнулась на стену непонимания. Человек, который топчет цветы в моем цветнике, мучит мою кошку и терроризирует моих друзей, а потом говорит, что я могу у себя на задворках сажать гвоздики, редиску и капусту, если я разрешу ему в любой момент снова топтать сад, мучить кошку и терроризировать моих друзей, — такой человек не может называться «ангелом мира». Это грубый, хотя и наивный вымогатель».

Шварцвеллер выбрал слишком вежливое сравнение: ведь на деле речь шла не о гвоздиках и редиске, а о миллионах человеческих жизней, о Ковентри и всей Англии. Самолеты люфтваффе не мучили кошек, а уничтожали людей.

Тогда, в мае 1941 года, лидеры Великобритании решили продолжать свои беседы с человеком, «топтавшим цветник». Черчилль, узнав о содержании разговора Киркпатрика с Гессом, заметил, что, видимо, у Гесса есть и другие намерения. Начались споры, в ходе которых неожиданным образом в прессу просочились сведения о преда варительных контактах Гесса и Гамильтона. Английской правительство опровергло их вопреки истинному положению дел и тем самым усилило недоверие общественности: а вдруг действительно речь идет о сговоре?

К примеру, в Токио полет Гесса вызвал полное замешательство. Немецкий военный атташе в Японии Кречмер доносил в Берлин, что японцы крайне обеспокоены перспективой англо-германского соглашения. Ведь предстояло японское нападение на Сингапур! В свою очередь, в Риме полагали, что Гесс послан самим Гитлером (так записал в своем дневнике министр иностранных дел граф Чиано 16 мая 1941 года). И в Вашингтоне задавали вопросы: неужели оживает дух «умиротворения»? Рузвельт считал, что в английской верхушке этот дух весьма силен.

Если исходить из логики военной ситуации, при которой Англия и Германия находились во вражеских лагерях (причем Англия в те дни уже знала, что война вскоре будет расширена ввиду ожидавшегося нападения Германии на СССР), то, конечно, притязания Гесса должны были быть немедленно отвергнуты, а сам он подлежал заключению в лагерь для военнопленных. Какой, действительно, мог идти разговор с ним? Казалось бы, англичанам все ясно: по заявлению Гесса, «Германия намерена предъявить России определенные требования, которые должны быть удовлетворены либо путем переговоров, либо в результате войны». Именно так доложил своему правительству о беседе с Гессом Киркпатрик.