Лев Безыменский - Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Отсюда можно заключить, что для планов Даллеса, направленных против Советского Союза, имелись определенные основания. Другое дело, что они были столь же шатки, как и все иллюзии гитлеровского руководства по поводу возможного распада антифашистской коалиции свободолюбивых народов. Поэтому политическая линия Даллеса практически совпадала с теми надеждами, которые питали Геббельс, Гиммлер, Шелленберг и другие.

Забота о том, чтобы Советская Армия не вступила в Германию и левые силы не развернули бы там свою деятельность, не оставляла Даллеса все годы его работы в качестве руководителя европейской резидентуры УСС. Этим в значительной мере и определялись тесные связи, которые Даллес поддерживал с так называемой генеральской оппозицией, готовившей заговор 20 июля 1944 года. Какие надежды связывал Даллес с заговором и покушением на Гитлера, описал в своих мемуарах Вильгельм Хёгнер: «Я часто вел политические беседы с Алленом Даллесом и Геро фон Шульце-Геверницем в 1944–1945 годах. Однако я никогда не видел их столь подавленными, как в дни после 20 июля 1944 года. Они всегда надеялись, что в результату свержения Гитлера война будет окончена еще до того момента когда Советы войдут в Берлин. Последнее удалось бы предотвратить, если бы был быстро заключен мир с демократическим германским правительством. Теперь все было потеряно и, по их мнению, русским будет открыт путь к Эльбе в сердце Европы. Американская политика потерпела поражение».

Можно оставить на совести Хёгнера и Даллеса рассуждения о том, что победоносное наступление Советской Армии, громившей фашистские войска и приближавшей разгром Третьего рейха, следует расценивать как «поражение американской политики». Конечно, для Даллеса эта перспектива была удручающей, учитывая его планы превращения Германии в реакционное государство под американской опекой.

Следует отметить, что идея активных мер для подавления левых сил в Германии и воспрепятствования победному маршу советских армий не покидала Даллеса до самого конца войны. По свидетельству Р. Смита, в начале 1945 года в Берн к Даллесу прибыл его главный осведомитель в Берлине — сотрудник имперского министерства иностранных дел Ф. Кольбе (кличка — Джордж Вуд). С ним Даллес обсуждал план высадки парашютных десантов в Берлине, которые должны были захватить германскую столицу еще до вступления в нее советских войск. Это предложение было передано в Вашингтон и там отвергнуто. Ни один ответственный политик США и никто из военных руководителей не решались пойти на такую авантюру.

Я уже говорил, что тайная дипломатия принца Макса-Эгона Гогенлоэ в Швейцарии не была случайным эпизодом — это доказывают и материалы нацистских архивов. Но те же архивные данные дают возможность расширить постановку вопроса. А именно: являлась ли Швейцария единственным местом подобных закулисных контактов 1943 года, и был ли Даллес единственным деятелем УСС, который так далеко заходил в беседах с нацистскими эмиссарами?

Перенесемся в другую нейтральную страну — в Швецию, которая в годы Второй мировой войны представляла собой не менее удобный плацдарм для всевозможных разведок — в первую очередь для немецкой и английской. Лишь позже к ним присоединились американцы. В конце 1942 года в Стокгольме был открыт филиал УСС, который возглавил профессор Гарвардского университета Брюс Хоппер. Однако этот филиал не особенно интересовался Германией. По указанию из Вашингтона, его основной задачей стала разведывательная деятельность против… Советского Союза, союзника США в войне. С этой целью Хопперу был придан видный «специалист по русским делам» Кальвин Гувер — тот самый, который в 1940 году в своей статье в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» утверждал, что если Гитлер нападет на Советский Союз, то он безусловно захватит Москву. В 1941 году К. Гувер стал сотрудником УСС и возглавил отдел, ведавший разведкой в Северной Европе и Польше. Для этого он вскоре перебрался в Лондон, а затем, летом 1943 года, — в Стокгольм. Еще одной важной фигурой УСС в Стокгольме стал видный нью-йоркский юрист Абрахам Стивенс Хьюитт, внук бывшего мэра Нью-Йорка и член демократической партии. В годы «нового курса» Хьюитт занимал ряд постов в американской администрации, был сотрудником Совета военной промышленности, пока в 1942 году не перебрался в УСС. Хьюитта послали в Стокгольм, так как у него имелись давние деловые связи в Швеции.

Именно с этой важной резидентурой УСС и установили в 1943 году секретные контакты эмиссары того же гиммлеровского разведчика Вальтера Шелленберга, который посылал Гогенлоэ и Шпитци. Здесь роль посредника поручили иным людям. Первым из них оказался берлинский адвокат Карл Лангбен, мнения о подлинной роли которого до сих пор расходятся. В западной литературе его принято считать в первую очередь сотрудником абвера, т. е. адмирала Канариса. Однако Лангбен был достаточно предусмотрительным, чтобы найти себе более влиятельного опекуна, а именно начальника VI управления РСХА бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга.В своих мемуарах последний прямо называет Лангбена «своим сотрудником».

Во время одной из своих поездок Лангбен встретился в Стокгольме с профессором Брюсом Хоппером — это произошло в декабре 1942 года. Первые контакты казались Лангбену многообещающими, так как он из бесед с Хоппером сделал вывод, что существуют «приемлемые возможности» сепаратного мира с Соединенными Штатами.

Поэтому не следует удивляться, что Шелленберг решил продолжать зондажи. Вторым его эмиссаром стал личный врач Гиммлера Феликс Керстен — одна из самых темных фигур закулисного мира военных лет. Выходец из Прибалтики, гражданин Финляндии, личный врач и доверенное лицо Гиммлера, Керстен регулярно курсировал между Стокгольмом и Берлином. Он принадлежал к тому ряду сомнительных лиц, которые всегда находят себе место в ближайшем окружении диктаторов. У Гитлера был свой лейб-врач Теодор Морелль, к которому он испытывал безграничное доверие, у Гиммлера — Керстен. Каждый, кто хотел узнать о настроении фюрера в тот или иной момент, сначала обращался к Мореллю, благо тот был неравнодушен к «зеленому змию» и всегда готов был поговорить с тем, кто составит ему компанию в рейхсканцелярии (там официально царил сухой закон). Керстен же извлекал из своего положения побольше: он обращался к рейхсфюреру СС с различными просьбами, и, разумеется, тот их удовлетворял.

Однажды в Париже я беседовал с известным французским писателем Жоржем Кесселем, которому кто-то порекомендовал встретиться с Керстеном и даже написать о нем. Результатом этих встреч стала книга «Магические руки».