Лев Безыменский - Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Пожалуй, Толэнд прав. В штабе Вольфа часто говорили на эту тему. Об этом знал и Гвидо Циммер — сотрудник службы безопасности (СД) в Милане, располагавший хорошими связями в итальянских промышленных кругах, поскольку его начальник штурмбаннфюрер Хюгель участвовала в упоминавшихся ранее контактах Маринотти с УСС. Знал Циммер и Дольмана. Поэтому через Циммера и наладилась связь с бароном Луиджи Парилли — папским камергером, респектабельным промышленником, зятем еще более крупного фабриканта и в прошлом представителем американских фирм «Кэш» и «Кельвинатор» в Италии. В этих кругах эсэсовские офицеры всегда находили желанную поддержку.

Парилли был известен в штабе Вольфа. Дольман познакомился с ним еще в 1944 году, и уже тогда барон предлагал ему свои услуги, делая многозначительные намеки. Дольман вспоминал, например, о таких его словах:

— Знаете ли, дорогой доктор, хорошо иметь много друзей, особенно когда я думаю о моих друзьях в Швейцарии. Я давно их не видел. Это интересные люди с весьма интересными связями. Ах, если бы мне получить визу…

Как пишет в своих мемуарах Дольман, он сразу понял: речь идет об американских и английских связях. Что думал обо всем этом Вольф? К этому времени он часто беседовал о сложившейся ситуации с Раном. Опытный и хорошо знавший нравы гитлеровской дипломатии чиновник, Ран был откровенным сторонником антикоммунистической «западной ориентации». Он не питал никаких иллюзий по поводу перспектив войны и давно считал, что «пора спасать то, что еще можно спасти». Что же касается, как он сам мне говорил, «чувства самосохранения», то оно у него было развито изрядно. Именно поэтому он рассматривал стекавшиеся к нему донесения разведки с определенной точки зрения: а как можно использовать ситуацию, чтобы спастись, да еще с выгодой?

Когда подчиненные Вольфа, эсэсовские офицеры-разведчики Хюгель и Циммер доложили Вольфу о настойчивых предложениях барона Парилли, то он решил проинформировать о них начальника разведки СС Вальтера Шелленберга — давнишнего сторонника идеи сговора с западными союзниками. Однако Шелленберг молчал. Тогда Хюгель и Циммер с согласия Вольфа стали действовать сами. При этом на решение Вольфа подействовало одно странное событие, укрепившее его во мнении, что контакта ищут сами западные союзники.

…В начале 1945 года итальянские фашисты арестовали группу партизан, среди которых оказался агент английской разведки. Имя его осталось невыясненным, так как у него были разные псевдонимы: Такер, Дракер, Уэллаби, Лаллаби. Когда же он был доставлен к «министру обороны» маршалу Грациани, то сообщил ему, что якобы послан в Северную Италию для предотвращения разрушения ценных объектов на последней стадии войны. Грациани сделал вывод: миссия агента — установление связи с «правительством Сало» и с немцами. Поэтому «Такер» был передан СС и подробно допрошен, в том числе и Вольфом. Вольф стал раздумывать: с чего бы это союзникам предпринимать такие действия? Видимо, они хотят сохранить для себя Италию, особенно Милан и Турин, в предприятия которых вложены большие капиталы США и Англии. Следовательно, они будут готовы заплатить немалую цену за это, а также за помощь в деле отстранения коммунистов-партизан от власти. Более того: Вольф надеялся, что если он установит связь с союзниками, то это будет первым шагом к расколу антигитлеровской коалиции.

Надо учесть и такое важное обстоятельство. Сам Вольф только что вернулся из Берлина. Там он докладывал Гиммлеру об «обнадеживающих» сигналах: беседах фон Нейрата, переговорах вокруг предложения кардинала Шустера, которые, по мнению Вольфа, свидетельствовали о заинтересованности Запада в сделке с Германией. 4 февраля этот вопрос был главным на совещании у Гиммлера. Наконец в ночь с 6 на 7 февраля Вольф попал на аудиенцию к Гитлеру.

Вот как он сам описывал эту поистине решающую беседу:

— Фюрер принял меня в своем большом кабинете в имперской канцелярии. Так как я просил приема как высший командир СС и полиции в Италии, то должен был присутствовать и министр иностранных дел. Это мне было ни к чему, но я не мог возражать. Был также Хевель — представитель министра иностранных дел при фюрере, и Фегелейн — личный представитель Гиммлера. Мы сидели все вместе на диванах около низкого столика. В основном говорил я, Риббентроп молчал — как воды в рот набрал. Хевель иногда вставлял замечания.

— О чем же вы говорили?

— Я был исполнен готовности сказать фюреру о необходимости вступить в политические переговоры. Гиммлер, которому я за день до этого рассказал о своем плане, не дал определенного ответа. Когда я спросил, можем ли мы рассчитывать на быстрое появление нового «чудо-оружия», он ответил, что это знает только фюрер. Следовательно, мне не оставалось ничего другого как спросить Гитлера…

— Получили ли вы ответ?

— Нет. Именно поэтому я подробно стал излагать свой план. Я рассказал, что ко мне в последнее время тянутся щупальца с трех сторон — от Ватикана, американцев и англичан. С Ватиканом мне было все ясно: перед лицом всего католического мира папа хочет предстать спасителем человечества. Англичане, в свою очередь, считают, что послевоенной Европой должны управлять именно они. По мнению американцев, Англия отжила свой век, и теперь ведущую роль должна играть Америка. Все вместе они не хотят, чтобы коммунизм стал победителем в этой бойне. «Я прошу вас, мой фюрер, дать мне указание взять эти нити в свои руки. Гиммлер не способен дать мне такие инструкции, только вы можете это сделать!» — такими словами я закончил свою информацию.

— Зная Гитлера, — продолжал Вольф, — я чувствовал, что мои идеи ему нравятся. Мне было известно и то, что в прошлом такого рода предложения вызывали немедленный отказ и даже взрыв бешенства. На этот раз фюрер молчал, расхаживая по кабинету и пощелкивая пальцами. Конечно, молчали и мы…

Эта сцена закончилась, по словам Вольфа, так: Гитлер попрощался с ним, сказав: «Благодарю за доклад, с которым вы прибыли. Это очень интересно. Действуйте и постарайтесь получить максимально благоприятные предложения». Вольф отсалютовал и покинул кабинет вместе с другими. Риббентроп был озадачен и сказал Вольфу, что «надо подумать, как интерпретировать слова фюрера». Это они и сделали, отправившись в загородную резиденцию Риббентропа.

— Сказал ли вам Риббентроп, что и он задумал такую же операцию в Швеции?

— Нет, я об этом узнал позже. Риббентроп не любил, чтобы кто-либо вмешивался в его дела. В ходе беседы мы пришли к заключению, что поведение фюрера, который формально не дал указания на переговоры с Западом, все-таки дает право начать активные действия.