Артём Драбкин - Снайперы [litres]

Тогда существовал один очень хороший приказ Сталина, чтобы раненых гвардейцев после излечения возвращали в свои части, и благодаря этому я снова оказался в своей родной роте.

Из-под Выборга нас отвели в район нынешней станции Кирилловская, как она тогда называлась, не помню. Зато очень хорошо помню, как мы оттуда уезжали. Подогнали эшелон, а в вагонах ничего нет. Стали строить самодельные нары из снятых дверей, оконных рам, и как при этом бегал начальник станции и кричал: «Не дам вам уехать! На рельсы лягу, но не дам!» Мы же фактически увезли с собой всю станцию.

Прибыли в Псковскую область и расположились недалеко от Псковского озера. Вот именно тогда с нами занимался эстонским языком Арнольд Мери. Стало пребывать пополнение и нас, кто уже с опытом, распределили по взводам. Но я остался во взводе у Вани Бударина. Это был замечательный командир и при этом фронтовой долгожитель. Вы ведь знаете, что солдатская мудрость гласит: «Взводный живет полторы атаки…»

Погода стояла хорошая, сухая. И вот как-то ночью: «Подъем! Боевая тревога! В ружье!» Хватаем автоматы, сапоги, все, выбегаем из землянок, строимся. Взводный, подсвечивая фонариком карту, говорит: «Объясняю боевую обстановку»: Надо в такое-то время прибыть туда-то». И вот бросок. Это что-то не вероятное. Если б вы только видели… Все и так бегут, а взводный кричит: «Быстрей, быстрей! Почему у тебя котелок гремит?! Бегом! Обстановка боевая, пистолет заряжен!» Но я уверен, что он только грозил и, конечно, никогда бы не выстрелил.

Но я тогда не понимал, зачем он нас гоняет, словно «сидоровых коз». А он все командует: «Лечь! Бегом! Шагом! Быстрым шагом! Бегом!» Часа через три: «Лежать! Приготовиться, автоматы к бою! Отставить! Встать! Бегом!», и так без конца… Потом возвращаемся, ложимся спать и конечно «кости перемываем» своему взводному и старшине Филимоненко. Шикарный был старшина, кстати, я первый и последний раз видел кого-то с четырьмя медалями «За Отвагу». Он воевал вместе с нами и получил их за дело. Потом я про него еще обязательно расскажу. И только когда мы форсировали Псковское озеро, я понял, зачем нас так гоняли…

А я был очень любопытный, везде лазил, интересовался разными механизмами, в общем, любил трофеи. Именно благодаря этому интересу я получил свою первую медаль «За Отвагу», чуть позже расскажу, как это случилось. Зная такую мою слабость, Ваня Бударин как-то сказал: «Слушай, ты там, чего-то интересовался этим «полтинником». Научился бы стрелять, и мы бы прихватили с собой миномет. В обороне пригодится». Я довольно быстро научился, это не хитрое дело. 50-мм миномет легкий, маленький: круглая плита, ствол, прицел и маленькие сошки, он даже не разбирался. И вот когда ходили на стрельбы, то тащили с собой и этот миномет. Минки у него маленькие, 900-граммовые. В самом низу ствола поворотная шайба, играющая роль крана. Когда опускаешь в ствол мину, накалывается капсюль, происходит выстрел, и она вылетает из ствола. Если эту шайбу закрутить то мина летит очень далеко потому что все пороховые газы уходят на выстрел. Чем больше откроешь кран, тем ближе она упадет, потому что часть газов выходит. А учили нас хорошо, даже с применением боевых снарядов и мин при отработке наступления за огневым валом. И расскажу, как я опозорился с этим минометом.

Как-то мы были на стрельбище. Шел мелкий дождик. Стреляли по мишеням, я из винтовки, ребята из автоматов. Поясные мишени находились примерно в 150 метрах. Там была вырыта траншея, в которой сидели солдаты, державшие шесты с мишенями. Если было попадание, то они должны были покачать ею из стороны в сторону. Тут прибегает ротный и говорит, что к нам с проверкой едет командир корпуса Симоняк с командирами дивизий и другим начальством. Ваня оборачивается и командует: «Быстро миномет сюда!» Ребята притащили миномет, рядом положили несколько мин. Подходят эти генералы, полковники и Ваня докладывает: «Гвардии лейтенант Бударин. Взвод на огневой позиции проводит учения». Генерал говорит: «Ну-ка покажите, как вы стреляете». Мы показали, сделали несколько выстрелов. Они уже собрались уходить, как вдруг Бударин говорит: «Кроме того, у нас есть огневая поддержка». Генерал спрашивает: «Какая поддержка?» Ваня отвечает: «Вот, у меня один солдат освоил специальность минометчика». А я в это время завороженно смотрел на них, потому что впервые в жизни видел генералов. А тут их сразу целая кавалькада и рядом, в пяти метрах.

Он говорит: «Покажите!» Ваня вынул свисток и свистнул два раза. Те, кто сидел с мишенями в траншее воткнули их в землю и ушли. Говорит мне: «Рядовой Альтшуллер, покажите». Повторяю, я в это время зачарованно смотрел на генералов. Взял в левую руку мину, но правой от такого волнения полностью открутил вот эту самую шайбу, через которую отводились газы. Стоя на одном колене опустил мину в ствол. Капсюль щелкнул, и она лениво полетела, потому что газы вышли. Но генералы все же были боевыми офицерами и, поняв, что происходит, все как один, в своих шинелях плюхнулись в грязь. Бударин и солдаты тоже залегли, и только один я остался стоять, как был. Мина упала на самом близком расстоянии, на какое мог стрелять миномет. После взрыва они поднялись, обматерили моего взводного, и пошли в машины… (рассказывает, улыбаясь) Мне тогда конечно влетело, но никаких особых последствий этот случай не имел.

Мы форсировали озеро и высадились в Эстонии, там есть такой город – Калласте и дальше наступали севернее Тарту. Это было 17 сентября 1944 года. Через озеро только наш взвод перебросили на мотоботах и рыбацких шлюпках около городка Клога мы ворвались в лагерь. Концентрационный лагерь… Там было шесть костров. На сложенных и облитых соляркой бревнах лежали расстрелянные в затылок люди. На них лежали снова бревна и опять люди и так в три-четыре яруса…

И в этом лагере мы захватили тридцать с лишним эсэсовцев, но большинство из них были эстонцы. Друг мой Сашка подошел к какому-то сараю и открыл ворота. Ему было всего 22 или 23 года, но вот когда он открыл ворота, я увидел, как человек моментально стареет… Он не поседел, нет. Просто у него спина как-то сгорбилась… Подошел я и еще ребята и мы все увидели в этом складе рядами выложенные детские тапочки, женские волосы, лежавшую стопочками детскую одежду… Ну, представляете, что это – такое увидеть? Тут подошел Ваня Бударин, посмотрел, и когда он обернулся… Я такого страшного лица больше никогда не видел… Говорит мне: «Видал там сортиры?» А недалеко стояли огромные деревянные туалеты, очков на двадцать каждый. На стене барака был, наверное, пожарный щит, на котором висели ломы и лопаты. Ваня говорит мне: «Берите ломы и лопаты. Скажите немцам, чтобы они сорвали доски с этими очками». Подошли к немцам показали, объяснили, что нужно сделать. Они сделали. Тогда он сказал, чтобы мы нарезали проволоки. Показал, какого размера. Затем приказал немцам, чтобы они руки убрали за спину, и говорит нам: «А теперь свяжите им руки». Они орут, а куда деваться. И когда связали руки эсэсовцам, повернулся ко мне и говорит: «А теперь веди их туда и всех утопить в говне!» Я ошалел, стою неподвижно, и вдруг он яростно заорал: «Ты еврей или нет?!» Но я же тогда еще всего и не знал, какая горькая участь постигла моих соплеменников, поэтому стоял как вкопанный. Ваня повторил: «Сейчас же всех туда!» Подошли еще ребята, человек пять и мы их всех… Благо они со связанными руками. В это время высадилась вторая группа десанта и к нам бежит майор Кондратенко. Подбегает и спрашивает: «Где пленные?» Просто мы, когда высадились, то по рации сообщили, что захвачены пленные. Бударин говорит, показывая на сортир: «Вон там…» Майор заорал: «Кто это сделал?!» Не знаю, что меня толкнуло, но я сделал шаг вперед. Он, в такой ярости, стал рвать кобуру, но тут Ванька шагнул между нами, и говорит: «Товарищ майор, это я ему приказал. Подойдите лучше к сараю». Тот кричит: «… твою мать! На кой мне этот сарай?!» Бударин настаивает: «Нет, вы подойдите, подойдите». Майор зашел в сарай… Вышел оттуда и говорит: «Как фамилия?» Я говорю: «Альтшуллер, а что?» Он говорит: «Если уцелеешь и будешь представлен к награде, своими руками разорву лист. Если в следующий раз, по твоей вине не останется пленных, «шлепну» не задумываясь, и никакой командир тебя не спасет. Понял?», развернулся и ушел. Я рассказал это вам, чтобы вы хоть немного поняли, что война это действительно страшное дело… Страшное, на самом деле, не в том, что он мог меня расстрелять, а в том, что вот такие коллизии случались, нечеловеческое это все. И это не нуждается в оправдании. Мы делали то, что надо было делать! То без чего страну нельзя было бы спасти, но вспоминать об этом сверхтяжело…