Артём Драбкин - Снайперы [litres]

Догнали мы свой взвод. Идем по дороге, голодные, входим, в какое-то село и видим, что прямо на улице стоят вынесенные из домов столики. На них лежит груда котлет, огурцов, стоят тазы со сметаной, и все это эстонки раздают бойцам. Солдаты голодные, потому что кухня за нами не успевала, конечно, подскакивают и хватают все. Когда мы с моим дружком Сашкой Куруновым,

Лешей Гавриловым и еще с кем-то подошли к столикам, то котлет и сметаны уже не осталось. Мы взяли лишь несколько кусков хлеба и набросали в мою каску огурцов. Полную каску набрали. Вскоре был привал, и мы с удовольствием съели эти огурцы с хлебом. Да еще, кто-то из ребят дал нам по котлете.

И когда пошли дальше по проселочной дороге, мне внезапно понадобилось в кусты. Я зашел, пардон, присел… И вдруг вижу, недалеко от меня сидит «фриц», офицер, в такой же позе. Я штаны подхватил, выскочил на дорогу и буквально заорал: «Немец!» Ванька Баранов с ребятами кинулись туда и только минут через 10–15 вернулись. Они его там прикончили, и ребята подарили мне снятый с него маленький «парабеллум» и шикарную авторучку, тогда такие называли «вечное перо». Она у меня потом еще очень долго хранилась. Так шикарно была сделана, что я ею и диссертацию писал и потом, когда в школе преподавал, она у меня была. И еще ребята сняли с фрица сапоги, Ваня Баранов говорит: «Это тебе от твоего «крестничка». Примерь». Я быстренько, свои обмоточки снял, примерил, подошли. Идем дальше. Догоняет нас замкомбата капитан Иванов. Увидел меня и спрашивает: «Альтшуллер, откуда сапоги такие?» А они действительно были красивые, с негнущимися голенищами. И предлагает мне: «Давай махнемся». Ребята подсказывают, чтобы я не соглашался, но он меня уговаривал: «Давай! Вот у меня тоже хорошие сапоги, яловые. На заказ пошиты». Ну, сели мы на край придорожной канавы, примерил его сапоги, они тоже мне подошли хорошо. Он стал натягивать мои, попросил, чтобы ему помогли и с трудом натянул. Но они действительно были очень красивые. Говорит мне: «Так, все, махнулись? Тогда с меня причитается». Вынул папиросы, но я сказал, что не курю. – «Ну ладно, вечерком выпьем как следует».

Пошли дальше. Была хорошая погода, и мы заночевали в стогах сена. И раза три за ночь я выходил, потому что меня буквально выворачивало от дневных впечатлений. И эти эсэсовцы, и история с немцем, которого прикончили ребята, да еще огурцов объелся… Помню, даже Сашка выругался: Хватит шастать, спать мешаешь!» Вдруг слышу крик: «Альтшуллер, Курунов, Гаврилов!», и кто-то бегает. Как сказали мне ребята, это был Иванов. Сапоги-то он натянул, а к ночи уже не мог ходить и буквально ползал на четвереньках, крича: «Найдите мне Альтшуллера, я сдеру с него мои сапоги..».

Сашка говорит мне: «Не надо». Я отвечаю: «Правильно, сапоги снимет. Ну, его к черту!» Утром встали, собрались и пошли. Но оказалось, что ночью нас кричали и искали вовсе не из-за сапог. Дело в том, что котлеты, которыми угощали нас эстонки, были отравлены. Кто их поел, получили сильнейшие отравления, а некоторые даже ослепли… Поднялась тревога и стали искать тех, кто принимал угощение. К нам подбежал доктор и спрашивает: «Ты Альтшуллер? Как вы себя чувствуете?» Мы отвечаем: «Нормально». – «Вы ели котлеты?.. А, что еще?» – «У меня целая каска огурцов была». Врач говорит: «Вот это вас и спасло!» Огурцы – это же вода, а мы их целую каску съели, на троих. Как потом говорили, этих двух женщин поймали, причем одна из них оказалась учительницей. Думаю, что их расстреляли, такое не прощалось.

Но я от страха, переживаний или впечатлений забыл в стоге свой бельгийский карабин, а снайперскую винтовку у меня уже забрали. Мы идем, и вдруг я вижу, что все вооружены кроме меня, а уже прошли километра три. Я хотел было вернуться, но Сашка говорит: «Ты, что? Попадешься, в заградотряд и все. Сейчас что-нибудь придумаем». Рядом с нами по дороге ехали подводы, крытые брезентом, а на них ездовые – солдаты, старики лет по сорок. Он прыгнул на одну подводу, разговорились с дедом, закурили. Потом спрыгнул и говорит: «ПТРы везут». Запрыгнул на вторую, а я плелся сзади расстроенный. Вдруг что-то зазвенело. Смотрю, Сашка автомат уронил. Спрыгнул с телеги. Я подхожу, он говорит: «Стой!» Когда все телеги прошли, он спускается в канаву и поднимает второй автомат. Это он из-под брезента незаметно вытащил автомат ездового. Ну, тот найдет еще себе, там же было много убито наших ребят. Без оружия не останется. Вот так я обрел этот автомат.

И в этот же день я был награжден медалью «За отвагу». Опять было наступление, опять стрельба. Побежали по полю в атаку. Рассыпались, бежали и впереди и сзади. Вдруг я вижу под ногами толстую, черную, кожаную палку на застежках. Я уже говорил вам, что у меня было какое-то любопытство, детское что ли. Поднял что-то похожее на огромный тяжелый градусник, сантиметров 50–60 длиной и толщиной с ручку от швабры, даже еще потолще. Но пока я нагибался за ней, поднимал и рассматривал, взвод немножко вперед убежал, стрельбы уже не слышно. На холме стоит огромный сарай и ребята к этому сараю, а я плетусь сзади с этой штукой подмышкой. Боя практически уже нет, и ребята кинулись в сарай, а я не доходя до него метров сто присел на землю рядом с немецким окопом. Положил автомат, и лихорадочно думая: «Что же это такое?», стал расстегивать застежки на этой штуковине. Оказалось, что это запасной ствол от немецкого пулемета в чехле. Я даже расстроился немного, и это я пер километра четыре, ну трофейщик… Но пока я с этим стволом разбирался, рядом из окопа вдруг раздались выстрелы. Отчетливо помню, что поначалу мне показалось, будто стреляют в меня. Я залег и ползу к этому окопу. Подполз вплотную, и вижу, что спиной ко мне стоит фриц, офицер в таком длинном прорезиненном плаще в фуражке и из автоматической винтовки что ли, не знаю точно, стреляет в этот сарай.

Оказывается, в этом сарае был шнапс и рота, конечно, кинулась к этому шнапсу. На минуту я замер. Для меня это было слишком, столько фрицев увидеть так близко за два дня… Когда у него кончились патроны, он повернулся боком, чтобы достать из брезентовой сумки, висевшей у него на поясе, запасной рожок и мне показалось, что он смотрит на меня. Я дал очередь и попал ему в правый бок, плечо и шею, а он стоит. Я еще добавил, он стоит.

Я еще, еще… Уже патроны кончились, а он не падает…

Я оббежал окоп и бросился к сараю, а там уже Сироткин кроет всех по матери. Оказалось, что этот немец успел ранить шестерых ребят. Я подбежал там шум, крик…

Подошел к Сироткину и говорю: «Товарищ майор, там фриц, который стрелял по сараю. Он вон там в окопе».

Он позвал разведчиков, и мы побежали, заходя с разных сторон к этому окопу. Подошли, фриц стоит. Комбат прыгнул в окоп и толкнул его в левое плечо. Тот развернулся, упал и мы увидели, что вся правая сторона груди у него была разворочена… Ваня Баранов наклонился, снял с него планшет и вынул документы. Оказалось, что это старший офицер – заместитель начальника оперативного отдела дивизии. Это мне уже потом рассказали, а тогда я ничего не понимал. Из планшета достали карту, развернули и стали смотреть. К батальону был приставлен артиллерийский офицер, владевший немецким. Сироткин его подзывает и спрашивает: «Что это за карта?» Тот посмотрел и говорит: «Это карта на 10 километров. Вот отсюда пять и пять в сторону и столько же в глубину. Здесь нанесены немецкие огневые точки».