Артём Драбкин - Снайперы [litres]

Как проводили свободное время?

Сидели в блиндаже, отдыхали, общались, разговаривали. Обстановка была фронтовая. Все контролировалось. Знали, что, где и как.

Приходилось ли видеть публичные расстрелы за дезертирство?

Нет такого в нашей части не было.

На фронте приходилось сталкиваться с сотрудниками Особых отделов?

Да были люди, они опрашивали, интересовались.

Как происходило подобное общение?

Это происходило, когда мы были в обороне. Во время наступления не до этого. Есть блиндаж, там находится сотрудник. Он интересуется, какие разговоры, как вам нравится в полку, боитесь. А я был молодой, совсем ничего еще не соображал, ну а чего бояться. Немец отступает, а мы занимаем территорию. Бежит немец, чего его бояться.

В полку были политработники, представляющие партию и комсомольскую организацию. Как складывались у вас с ними отношения?

Я в партию вступил уже после войны в Большом театре, а тогда состоял в комсомоле. Обычно собиралась в блиндаже много людей не только нашего взвода, и проводили собрания.

Что происходило на этих собраниях?

Нам рассказывали, как надо защищать родину, надо не бояться противника. Мы эти идеи принимали как должное. Мы же приехали на фронт защищать родину. Не боитесь. – Нет. Все. Они руководили, отвечали на вопросы, разъясняли обстановку.

Был ли штатный политработник в вашем взводе?

Нет. Они приходили и уходили. Присылали их.

Что вы думали тогда о партии, Сталине и изменилось ли ваше мнение со временем?

Там была одна задача за Родину за Сталина. Когда поднимались в атаку кричали его имя. Это нашей родины вождь. И неважно, что говорят, он кого-то уничтожил, жалко конечно. Но он был руководитель, победитель, он занимался защитой Родины.

Как складывалась ваша служба в разведке?

Я получил ранение.

При каких обстоятельствах?

Во время очередного поиска. Началась беспорядочная стрельба, в этот момент я получил пулю в ногу. Три месяца я лежал в госпитале. Ранение было не тяжелое, в кость не попало, но сильно разорвало мякоть.

Где располагался госпиталь?

На территории Восточной Пруссии. Недалеко от линии фронта километров 15–20. Привезли меня и еще несколько человек. Когда меня грузили в машину, в ней уже было несколько человек. В госпитале мне сделали операцию, перевязки, все что надо. Тяжелых ранений не было.

Что вы можете вспомнить о этом госпитале? Где он располагался, в каком помещении?

Сам то я хоть родился в деревне, но много прожил в Москве, а хирург в госпитале был москвичом. Он мне говорит, будем вас резать, оперировать. Пуля прошла, но в ране осталась грязь, часть одежды, это надо убрать, что бы заражения не произошло. Надо будет потерпеть. Кроме него было еще несколько врачей. Операцию сделали очень хорошо, последствий не было. Ко мне очень хорошо отнеслись. Сначала ходил с палочкой, а потом уже без палочки. На перевязки ходил по расписанию, мне говорили когда. Госпиталь располагался в доме. Хороший, одноэтажный дом. В доме было все подготовленно для лечения раненых. Были специальные столы, освещение, кровати.

Сколько человек размещалось в вашей палате?

Новые раненые постоянно поступали, другие вылечившись выписывались. Текучка была. В палате размещалось 5–7 человек.

В госпитале не встречали своих однополчан?

Да приходили к нам, но из других рот. Мы с ними разговаривали, общались, а так чтоб близкого, нет не довелось. Хотя был один парень, тяжело раненный, мы с ним еще в школе были. Но его от нас потом перевели.

В госпитале кормили лучше, чем на фронте?

Да вы что. Все было хорошо.

Как вы проводили свободное время в госпитале?

Ходили, беседовали друг с другом. У нас в основном лежачая палата была. Тем более врачи говорили, что лежать лучше всего.

В госпитале были книги, газеты, самодеятельность, приезжали артисты?

Нам приходили письма. Незнакомые девушки писали бойцам, давали обратные адреса, им можно было отвечать. Сам я этим не занимался. Писал домой маме только.

Как отмечали в госпитале праздничные дни?

Нам вручали подарки. Запомнился мне День Победы. Такое было торжество у людей, был необычайный подъем, обнимались, целовались. Передать эти чувства невозможно. Кончилась война. Выписали меня уже после Победы, и я вернулся в свой взвод. Потом к нам пришли 2–3 человека и стали отбирать людей для службы в Германии, в город Бранденбург. Прослужил я в этой части недолго. Потом меня перевели на Украину.

Интервью и лит. обработка: Г. Букланов

Из какого города вы приехали в Подольскую школу?

[Имеется в виду Центральная женская школа снайперской подготовки, которая функционировала под Подольском в 1943–1945 гг.]

Я из Краснотурьинска Свердловской области, оттуда еще была Валя Вострикова. С нами приехали еще Аня Замятина, Аня Григорьева – она была чуть постарше, а так всем почти по восемнадцать, были почти все одного возраста. Только мне еще не было 17-ти. Все были незамужние: второй набор, кажется, все были не замужем. Все душой горели.

Я соврала, что я 1925 года, на самом деле 1927-го. И меня тут же призвали. До Москвы ехали суток семь. В школу взяли не всех: попала я и еще пять человек, среди них Аня Замятина и Галя Ершова – а вместе ехали человек восемь. Поезд был не товарный, обычный пассажирский. А мне только что сшили костюмчик черный с белой блузочкой. Одежду гражданскую оставили в школе.

Расскажите о своей семье.

Мамы у меня не было, мы остались с бабушкой Натальей Львовной, брат и я. Бабушка была из порядочной, богатой, видимо, семьи, и она спасла нас от смерти. Еще тетя Галя помогала, они спасли от голода. Когда был голодный 33-й год, каждому из нас давали по кусочку булки, больше давать боялись – что будет заворот кишок. И больше не просить. И укладывали спать. «У вас будут болеть животики». Я потом жила у дяди Паши. Семья у него была средняя, но хлеб был – видимо, мукой распоряжался и что-то ему доставалось.

Нас было два брата и две сестры. Сестра живет в Туле. Один брат был маленький, годика четыре, когда мама умерла, а мне было лет семь-восемь. Отец женился, она оказалась стерва. Мы были для нее никто, у нее была своя дочка, Зоя. Нас обделяли хлебом.

Где вы учились до ухода в армию или вы работали?

В школу я пошла в Краснотурьинске. Планов как-то не строила. Закончить десять классов. После войны я сразу пошла работать. Работала курьером в горисполкоме, разносила почту. Видят, что я толковая, оставили на работе в горисполкоме. Там я работала лет восемь.