Артём Драбкин - Снайперы [litres]

С собой с фронта я везла продукты в мешке. Приехала домой, там дети голодные были. Ничего у них не было. Я распечатала мешок, и дала печенье сестре и брату, они с жадностью набросились. Я скорее начала еще что-то доставать. Еще отрезы были с собой. Туфли тоже были, так нас отправляли из Чехословакии. Стол накрыли, сидели, пили за победу. С будущим мужем я познакомилась на вечеринке фронтовиков.

Интервью и лит. обработка: Л. Виноградова

Как вас отпустили с завода на фронт?

Не знаю, как это оформлялось. Потому что тогда я пошла не записываться на курсы, а сразу на их первое занятие.

Что перед этим делала – не помню. И вообще я удивляюсь, потому что в военкомат тогда направилась, прогуляв половину рабочего дня. И – ничего…

За это могли и…

…под суд отдать. Я же еще была членом заводского комитета комсомола!

Что вы можете вспомнить о подготовке в школе по военной специальности?

Главным образом, нас учили стрелять. Мы через день ходили на полигон и стреляли до потемнения в глазах и до синяков на плече. Сначала сами этот полигон оборудовали, вырыли траншеи – и из них появлялись разные мишени. Такая, такая [Показывает: головная, грудная, поясная], в полный рост, неподвижная, в движении… Там внизу кто-то бежит – и эту мишень тащит. А мы – стреляли. Могли стоя, могли с колена. То есть – не могли, а все это делали. И из окопа стреляли, и на бегу.

Никаких военных планов мы не разрабатывали. Мы не изучали тактику целиком, как науку. Только какие-то ее элементы. Нам давали приказ – мы его выполняли. «Тактические занятия» – называлось.

Нас учили правильно ориентироваться на местности, окапываться. Окопы нас учили рыть – в полный рост. Копали и одиночные окопы, и ложные (тоже глубокие). Учили маскироваться. Маскировали – все: важно было создать видимость у противника, что это подлинный окоп. Земли мы перекопали нашими саперными лопатками – многие тонны, наверное.

Нас учили четко, не раздумывая, выполнять приказы. Один раз я этого не сделала, когда мне командир приказал упасть в лужу. Тогда он подробно разобрал, в чем была моя ошибка. Сказал, что я замедлила действие, сделав лишний шаг. А должна была упасть мгновенно, беспрекословно – у нас до автоматизма все отрабатывалось. «На виду ты была несколько мгновений – это точно. Убить тебя могли – это точно». Вот на таких примерах нас учили.

По-пластунски ползали мы классно. Я помню, когда начинали, командир говорил: «Ну задом-то не виляй, видно же его. А его не должно быть видно». Так что вот именно распластаться, чтобы ни пятки, ничего у тебя не было видно: как пластуны были раньше в казачьих войсках, так и нас учили по-пластунски пробираться. Нас всему учили. Мы часами иногда должны были лежать, не двигаясь, и наблюдать за целью, потом подбираться к ней…

Поиску цели – тоже обучали, обязательно. Потом – чтобы была твердость руки, чтобы рука даже не шелохнулась. Очень большое значение придавали физической подготовке. Потому что без физической подготовки, без выносливости – ничего сделать было невозможно. Вот держишь час – полтора, вот так вот [Показывает.] – и она у тебя дрожать начинает, трясти винтовку. Но она дрожать не будет, если постоянно заниматься. Это не учеба, это тренировки. Но, конечно, всему этому нас сначала научили.

Понимаете, это ведь не просто «прицелился и выстрелил». Вот сегодня – ветра нет, ясная погода. А завтра – сильный ветер. Но мы должны были всегда, определив цель, за какие-то мгновения понять направление ветра, узнать его силу, рассчитать, какую сноску надо сделать, чтобы пуля не отклонилась от цели. Учились стрелять при боковом ветре и при любой погоде. Вот пурга: еле-еле видна цель. Все равно стреляли, потому что на фронте и такое может быть.

Что мне на экзамене досталось – это ужасно! Замаскированная амбразура, а оттуда – дуло пулемета. Не все даже, не весь ствол, а только его часть торчит из этой амбразуры. И я должна была это найти и поразить.

Не учили стрелять при лунном свете?

По-моему, нет. Но нас и на задания ночью не посылали. Во всяком случае, мне этого не приходилось. Но, может быть, кому-то и это пришлось.

После школы вы могли уверенно поразить головную цель на какой дистанции?

Двести метров, может быть. Понимаете, я уже не ориентируюсь в расстоянии. Если бы мне показали сейчас на местности – я, наверно, приблизительно прикинула бы, могла ли я тогда поразить. Ведь даже когда пулемет я этот на экзамене поражала – я ведь бежала. Мне дали команду и засекли время – Вы думаете, я там при этом должна была точный расчет сделать? У нас глазомер особо развивали, чтобы мы могли расстояние до цели навскидку определить. Думаю, что тогда нас не ориентировали на то, чтобы мы знали числа: это – на сто, это – на двести, это – на триста… Мы сами при каждом выполнении задания должны были чутьем это определять. Может быть, я не права.

У вас были какие-то стандартные упражнения. На какой дистанции они выполнялись? 400 метров? 800?..

800 – я не помню, а 400–500 – по-моему, были. Я думаю, что на очень большие расстояния мы не стреляли. Наверно, 400–500 метров максимально. Но – могу и путать. Тогда оптика была другая, простая совсем. Прицелов было два. Один – на ножке, короткий, трубочка такая. И был – с широкой ножкой, длинный прицел, вот такой примерно. [Показывает.]

Вас, снайпера, после лечения перебросили вообще в другие войска, совсем не по специальности. Как же так получилось, если вас столько готовили, столько в вас вложили сил и средств?

Я и сама думала над этим. То ли уже снайперы не нужны были, то ли кто-то позаботился меня в более безопасное место направить. Не знаю. Но – в армии приказ не обсуждают. Может быть, тот, кто меня направлял – он даже не очень вникал, кто я. Я же – из госпиталя… хотя красноармейская книжка у меня – была. Были ли они вообще в курсе, что я снайпер или нет?

Нас столько готовили, столько денег в нас вложили – это да, но я знаю, что потом еще некоторых девчат использовали вообще не по назначению. Может быть, распределяли по подразделениям не очень грамотно. А может быть, командиры возиться не хотели, может быть, не доверяли – не знаю.

Какова была численность группы, которая с вами прибыла в Сувалки?

Отделение. Человек десять-пятнадцать, очевидно. Хотя, если пятнадцать, то это больше отделения.

А дальше вас отправляют в 88-ю дивизию?

Да. И оттуда в полк – опять же целиком. Мы прибыли отделением снайперов. Я знаю такой случай: это был второй выпуск, по-моему, когда там чуть ли не взвод – а это тридцать-сорок человек! – сосредоточили в одном месте. И их посылали оттуда на разные задания, чтобы не распылять силы, чтобы можно было снайперов использовать более рационально там, где они могут быть полезнее.