Артём Драбкин - Снайперы [litres]

Кто у вас был командиром отделения?

Командиром отделения у нас была Поплетеева Любовь Фроловна. Она не заканчивала нашу снайперскую школу. Это была жена начальника штаба полка. Не «полевая», настоящая жена. Но ни я, никто из наших девчат ее не помним. Тоже не знаю, почему. Вот это – парадокс. Возможно, она нам ничем не мешала и не помогала. Но она – очень славная женщина, не из тех жен, которые прячутся за спиной мужа. Я уверена, что она не злоупотребляла своим положением: просто по характеру она такая, по натуре. Ее к нам назначили, уже когда мы прибыли.

А звание у нее какое было?

Не знаю. Можно ее спросить, наверное.

А она жива?

В Москве живет. Только ей не дозвонишься: она не слышит ничего.

Вам приходилось подолгу дежурить на позиции, ждать по несколько часов. О чем вы думали в это время?

Мы все были сосредоточены на одном: следить, наблюдать, не упустить. Я думаю, когда люди пишут о том, что вот, мол, снайпер охотился и в это время вся жизнь у него прошла перед глазами – это все-таки не очень правдиво. Потому что, как я помню, всегда думаешь только об одном: вот там посмотреть, туда посмотреть, а может быть, он там – а может быть, он там… А какая сила ветра? И вот лежишь, стоишь – и все время думаешь об этом, потому что все время какие-то перемены: другое направление ветра – это надо учесть, солнце вышло, стало слепить глаза – это надо учесть. Понимаете? И я не могу сказать, чтобы я каким-нибудь воспоминаниям или лирическим размышлениям поддавалась. Полная концентрация. Для снайпера крайне важно полностью сконцентрироваться на работе. Нас этому тоже учили. Не отвлекаться ни на что.

Кто была вашей напарницей в «охоте»?

У меня не постоянная была пара, нам меняли. Нас всех выстраивали, давали задание и говорили: пойдет на задание такой-то и такой-то.

Как обычно распределялись роли в паре? Чаще вы стреляли, а кто-то наблюдал – или наоборот?

Я не могу сказать, кто чаще стрелял. Конечно, и напарница когда-то стреляла. Но я помню только тогда, когда я.

Бинокли были у обеих?

Обязательно! Но когда я знала, что должна стрелять, то им не пользовалась, потому что, если наблюдаю в бинокль – то потом его опущу, потом возьму винтовку – и цель точно потеряю. Я наблюдала в оптический прицел до рези в глазах. Они уже слезятся, а закрыть их – нельзя, потому что можно упустить цель.

Кто подтверждал ее поражение?

Тот, кто при этом присутствовал. Солдаты, которые были посторонние, не снайперская пара.

А бывал ли с вами командир, который, так скажем, курировал «охоту»?

Нет. Я этого, во всяком случае, не видела. У меня этого не было.

Вам командир роты как-то вынес благодарность…

Да. Вы знаете, это же было событие! Всегда выстраивали, благодарность объявляли. Это не просто в отделение пришли и тихо поздравили, это – чтобы все знали.

Вам поставили задачу уничтожить вражеского снайпера. Какой командир?

Не командир отделения – это точно. Потому что это задание было общее, а не нашего отделения. Это не мы решали, что мы его должны уничтожить. Это командование решило, и оно выбирало, кто пойдет. Я – стреляла великолепно. Просто отлично. У меня командир отделения еще жива, она помнит. Проблем никогда не возникало, я никогда не мазала.

На ваш выстрел – с той стороны был ответный залп? Из чего?

Да. Любой мог быть. У них это немедленно было. Могли стрелять из пулеметов, могли из минометов. А знаете, почему? Снайперский выстрел – он чем-то всегда отличается от обычного одиночного выстрела. Я не знаю, чем. Но – безошибочно определяли, что это снайпер. Какой-то особый звук, что ли. Выстрел немецкий или наш – любой. Одиночный выстрел любой солдат сделает и сделает снайпер – снайперский отличается. Мы отличали. И вот выстрелишь, бывало, и сразу пулеметная очередь – бабах! Или несколько ружейных, там, или из автоматов залп. Обязательно откликались они. Иногда наши скажут: «Фриц». Он кричит: «Что, Иван?» Так и здесь.

Ходили – только парами?

Парами. Еще пара – могла где-то недалеко быть. Но никогда нам не говорили: «Ты, ты, ты, ты», или про цель для двух снайперских пар. Каждая получала задание персональное.

Вам хотя бы примерно нарезали какие-то сектора?

Может быть, в то время, когда мы с напарницей уничтожали немецкого снайпера – там и другая снайперская пара на другом участке имела такое же задание.

Потому что он хоть и появился тогда на нашем участке, но каждый день менял позицию. И правильно делал.

Может быть, и в других секторах его тоже кто-то еще выслеживал.

Сколько до него примерно было?

Не очень много, 250–300 метров. Он был впереди своих. На нейтральной полосе, но ближе к своим окопам все-таки. Не в окопах, там какой-то с их стороны растительный рельеф был, и вот он – в одном из этих кустов. А я думаю – у нас и у них между окопами было метров пятьсот, не больше… может быть, четыреста: потому что мы слышали, как они разговаривают, а они слышали, как мы разговариваем. Поэтому, если он впереди окопов, то 250–300. Ну, максимум – 400.

Сколько вы могли сделать выстрелов с одной позиции?

Один. И все, больше не разрешалось. Когда я первого немца убила – от волнения подумала, что промахнулась, и выстрелила второй раз. «Исправляла» мнимую ошибку – но этим же ошибку и допустила, причем грубейшую. Снайпер больше одного выстрела с одной позиции делать не имеет права. Нам запрещали это. Потому, что могут засечь (я ж говорю – выстрел снайпера чем-то отличался). Поэтому – только один.

Вы сами стреляли с нейтралки?

Нет, мы на нее ходили, лежали там, но мне оттуда бить так и не пришлось. Наблюдала, но, очевидно, цели подходящей не обнаружила. Наши с нейтральной полосы стреляли, знаю. Так же, как и немцы. Только снайперу всегда очень опасно стрелять с нейтралки.

Отойти невозможно?

Да. Поэтому, может быть, нас, девчат, и берегли. Надо сказать, к нам очень бережно относились. Это не значит, что у нас были какие-то особые отношения с командирами. Просто было очень хорошее командование, которое нас не обижало, в обиду другим не давало и по возможности старалось нас обезопасить. Потому что мы молоденькие были все.

Жили вы – далеко от линии фронта?

Ну как «далеко»… может быть, с километр. Может быть, меньше немножко. Не в землянках, не в окопах, не рядом.

С точки зрения свободы перемещения – вы были ограничены или нет?

Конечно. Только в расположении своего отделения. Если надо, так обращаешься за разрешением. Самовольно, извините, даже в туалет не разрешалось. И в школе так было.

Но, получив разрешение, можно было куда-то отойти?