А Кирхнеръ - Осада Благовѣщенска и взятiе Айгуна

Нѣкоторыя вещи не могли быть изложены съ должной полнотой по независящимъ отъ насъ причинамъ.

А. Кирхнеръ.

Охрана города Благовѣщенска дружиною добровольцевъ образовалась при такихъ экстраординарныхъ обстоятельствахъ и сама по себѣ является настолько оригинальнымъ явленiемъ, что даже намъ, пережившимъ это время и такъ или иначе участвовавшимъ въ событiяхъ, трудно отдать себѣ полный и точный отчетъ о томъ, что и какъ было, тѣмъ болѣе, что никакихъ письменныхъ данныхъ о добровольной дружинѣ не было и не было никакой канцелярщины. Ниже мы сообщаемъ списки добровольцевъ и тѣ немногiя свѣдѣнiя, какiя намъ удалось собрать по этому крайне интересному вопросу. Теперь-же мы, въ дополненiе къ тѣмъ свѣдѣнiямъ, которыя даны нами при изложенiи общаго хода событiй, скажемъ нѣсколько словъ о настроенiи, господствовавшемъ тогда въ городѣ и вызвавшемъ появленiе дружины. Что касается дѣятельности дружины, то въ общемъ объ ней можно сказать очень немного, такъ какъ она ограничивалась лежанiемъ въ ложементахъ и карауломъ. Даже перестрѣлка, которая разнообразила-бы время, была строго воспрещена, такъ какъ зарядовъ было мало, ружья плохiя и недальнобойныя и заряды надо было беречь на случай всегда возможной вылазки маньчжуръ, которой всегда ожидали.

Настроенiе, породившее добровольную дружину, подготовлялось исподволь. Съ самаго объявленiя мобилизацiи всякiй почувствовалъ, что готовится что-то серьезное и всѣ были увѣрены, что будетъ война съ Китаемъ. Знали всѣ также, что войскъ въ городѣ мало, что запасныхъ нечѣмъ вооружить, что мы стоимъ передъ врагомъ съ голыми руками. Запасные, подвыпивъ, колотили манзъ, приговаривая, что «изъ-за васъ тварей идемъ проливать кровь».

Мобилизацiя для края была очень тяжела, такъ какъ въ городѣ и на прiискахъ проживаетъ масса запасныхъ чиновъ съ семьями. Многiя дѣла остались безъ служащихъ и рабочихъ. Сельскiя работы прiостановились. Торговля упала. Къ тому-жъ забирали и лошадей.

Но все-жъ таки весьма немногiе предполагали возможность прямого нападенiя съ Сахалина или Айгуна, хотя болѣе дальновидные и побаивались нападенiя на городъ. Такъ въ Управѣ еще недѣли за двѣ или за три до бомбардировки были отданы въ починку, имѣвшiяся при ней ружья системы Крынка. Они хранились въ управѣ съ 1895 года, когда также была мобилизацiя и когда были приняты мѣры къ вооруженiю обывателей. Берданки, оставшiяся отъ перевооруженiя войскъ трехъ-линейными винтовками, были всѣ весной нынѣшняго года отправлены въ Хабаровскъ также для вооруженiя населенiя, въ виду ожидавшихся осложненiй съ Японiей.

Вообще, со времени объявленiя мобилизацiи настроенiе гражданъ было тревожное и нервное. Билетныхъ отправляли въ Хабаровскъ, туда-же 29-го iюня была отправлена и часть войскъ благовѣщенскаго гарнизона (см. выше). Въ городѣ остался всего одинъ 2-ой В. С. Л. батальонъ да три сотни казаковъ при одной батареѣ. Въ это время начальствомъ были приняты мѣры къ охранѣ телеграфной линiи и блиндировались казенные пароходы для охраны береговой линiи. Все это не могло не увеличивать тревожнаго состоянiя умовъ, которое поддерживалось еще и тѣмъ, что циркулировала масса слуховъ о военныхъ приготовленiяхъ маньчжуръ, о томъ, что подходятъ новыя войска на Сахалинъ и къ Айгуну, что роются какiя-то подозрительныя канавы-ложементы, что за Зеей маньчжурское населенiе переправляется за Амуръ въ Маньчжурiю.

Настроенiе жителей во время отправки войскъ въ Хабаровскъ было потрясающее. Плакала публика, прослезились и солдаты. Чувствовалось приближенiе чего-то тяжелого, какъ чувствуется приближенiе грозовой тучи.

Намъ пришлось-бы исписать цѣлый томъ, если-бы мы хотѣли передать всѣ слухи, циркулировавшiе тогда въ городѣ: молва, какъ морская волна, — чѣмъ дальше катиться, тѣмъ прiобрѣтаетъ болѣе грозный видъ.

И вдругъ по городу, какъ электрическая искра, пронеслась вѣсть, что подъ Айгуномъ сдѣлано нападенiе на пароходъ «Михаилъ», что раненъ пограничный комиссаръ, что маньчжуры открыли по пароходамъ канонаду изъ пушекъ и пр. и пр.

Толпы народа хлынули на набережную Амура. Около пароходовъ «Михаила» и «Селенги», прибывшихъ изъ подъ Айгуна, собралась густая толпа, но публику на пароходы не пускали. Съ берега были видны прострѣленныя какъ рѣшето рубки и трубы пароходовъ. Раненаго комиссара, лоцмана съ пар. «Михаилъ» и казаковъ пронесли въ общину сестеръ милосердiя. Настроенiе переполнявшаго берегъ народа было торжественное и знаменательное. Люди совершенно незнакомые другъ другу разговаривали между собой о случившемся, явились ораторы, повѣствовавшiе о дерзкомъ поступкѣ нашего сосѣда, съ которымъ мы жили до сего времени въ дружбѣ. Трудно описать настроенiе народной толпы въ эту знаменательную минуту. Что-то бодрое и могучее чувствовалось въ этихъ мирныхъ гражданахъ, что-то напоминающее времена Минина и Пожарскаго, то настроенiе, которое выразилось въ вольномъ Новгородѣ въ словахъ Минина: «Заложимъ женъ и дѣтей». «Какъ?! Маньчжуры осмѣлились такъ предательски и по разбойничьи напасть на мирные пароходы?!» — Всякiй чувствовалъ, думалъ и говорилъ, что за эту продерзость они должны быть наказаны жестоко.

Пароходы изъ подъ Айгуна пришли, какъ извѣстно, передъ вечеромъ 1-го iюля. Въ тотъ-же вечеръ черезъ Сахалинъ вернулся капитанъ Кривцевъ, взятый маньчжурами съ парохода «Михаилъ» и привезъ отъ Айгунскаго амбаня извѣщенiе, что тотъ получилъ приказанiе не пропускать ни одного русскаго парохода по Амуру.

Въ эту ночь съ 1-го на 2-е iюля многiе не спали и обсуждали случившееся. Нѣкоторые полагали, что маньчжуры прекратили сообщенiе по Амуру со спецiальной цѣлью напасть на городъ и обсуждали тѣ мѣры, которыя нужно-бы было принять къ обезпеченiю безопасности города т. е. вооружить жителей и приготовить на берегу ложементы. Но эти обывательскiе разговоры такъ и остались разговорами. Большая часть жителей не допускала того, чтобы маньчжуры рѣшили напасть на городъ.