Маркус Редикер - Корабль рабов

Как торговцам и капитанам это удавалось? Как они выигрывали войну за морскую рабочую силу или, по крайней мере, как им удавалось достигнуть своих экономических целей в работорговле? Как они нанимали тысячи рабочих рук для торговли, в которой условия труда были ужасными, заработная плата низкой, пища отвратительной, а вероятность смерти (из-за чрезмерно жесткой дисциплины, бунтов рабов или болезней) была высокой? Эта глава посвящена труду и опыту матросов в работорговле на примере жизни и сочинений моряка-поэта Джеймса Филда Стенфилда. Это рассказ о войне, деньгах, классах, насилии, расе и смерти, обо всем, что было связано для моряков с их плавучим рабочим местом, которое Стенфилд назвал «громадной машиной» [301].

Говоря о войне за морскую рабочую силу, врач делает заключения о найме людей на работорговый корабль, которые повторяют строки из произведений Стенфилда. «Тяжелый труд погрузки людей», говорил он, был «безусловно самой неприятной частью неприятного рейса». Морякам не нравилась работорговля, они презирали длительное заключение и «плохое обращение» с ними офицеров. Как и пляшущий моряк с пятнадцатью шиллингами, большинство матросов «никогда не пошли бы в море, если бы у них были гроши в карманах, и только нужда заставляла их идти в плавание, особенно на работорговом корабле». Только после того, как они истратили все свои наличные деньги и накопили долги у местных домовладелиц, только после того, как они оказывались в тюрьме, они соглашались совершить рейс в «Гвинею» — «как цену за их свободу». Только при таких обстоятельствах моряки выбирали «плавание вместо заключения, так как их торопят избавиться от тюрьмы и отправиться на борт судна, где они остаются без надежды увидеть берег, пока судно не доплывет чаще всего до Вест-Индии». Врач, защищавший работорговлю, и матрос, настроенный против работорговли, соглашались друг с другом в том, что работа на корабле невольников была подобна тюрьме [302].

Многие моряки объясняли, как они попали на работорговое судно. Среди тех, кто сделал добровольный выбор, был Уильям Баттерворт, который еще мальчиком увидел кузена, одетого в униформу Королевского флота, и сразу решил свое будущее: он будет моряком. Он сбежал в Ливерпуль в 1786 г., встретил вербовщика, затем познакомился со старым матросом, который предостерегал его против работорговли. Баттерворт не мог возразить ему ни словом, поэтому с непобедимым невежеством спросил: если «другие рискнули своими жизнями и благосостоянием, почему же не могу я?». В итоге он подписал контракт [303]. Уильям Ричардсон, двадцатидвухлетний ветеран двадцати рейсов на судне (перевозящем уголь из Шилдса в Лондон), плавал на «прекрасном судне» по Темзе, влюбился в это занятие и отдался плаванию, не заботясь о том, что с этим может быть связано [304]. Джон Ричардсон был разжалован из гардемарина в Королевском флоте, потому что у него была привычка напиваться и буянить, и был брошен в тюрьму.

Он обнаружил себя на работорговом судне, без морской формы, и начал свой новый путь на борту [305].

Многие матросы попадали на работорговые суда не по своей воле. Силас Толд был отдан в учение в море в возрасте четырнадцати лет. Его хозяин брал его в три плавания в Вест-Индию и затем отправил к капитану Тимоти Такеру на корабль «Верный Джордж», направляющийся в Гвинею [306]. Томас Томпсон однажды нанялся на корабль, плывущий в Вест-Индию, но был «коварно обманом отправлен в Африку» [307]. В другой раз судовладельцы «окрутили его» долгом и вынудили после тюрьмы плыть с жестоким капитаном, которого он презирал [308]. Генри Эллисон совершил десять работорговых рейсов и считал, что некоторые матросы пришли в работорговлю добровольно, но «безусловно, большая часть сделала это по нужде». Некоторые пошли на это, потому что никто их больше не нанимал; некоторые пришли на корабль, потому что у них были большие долги, и они хотели избежать тюрьмы. Эллисон знал много таких матросов и говорил, что они были «прекрасными моряками» [309].

Матросы на работорговых судах имели разное социальное происхождение и занятия — от сиротских приютов и тюрем до почтенных рабочих и даже людей из семей среднего класса. Но в Великобритании и Америке XVIII век ставил матросов на одну из самых последних ступеней на профессиональной лестнице. И действительно, Джон Ньютон описывал их как «мусор нации», как людей, избежавших «тюрем и стеклянных домов» 41 . Он добавил, что большинство из них были «с юности воспитаны в торговле» (как Толд), кто-то был «мальчишкой, сбежавшим от родителей или хозяев» (как Баттерворт), еще часть людей «попали сюда из-за своих пороков» (как Ричардсон) [310]. Хью Крау с этим соглашался. «Белые рабы», которые служили на борту его судов, были, по существу, «отбросами общества»: это были арестанты либо новички в морском деле, выучившие несколько морских фраз и нанятые обманом, небольшое число составляли расточительные неудачники — сыновья джентльменов [311]. Как писал работорговец Джеймс Пенни, некоторые из новичков, плававших на ливерпульских судах, были городскими пролетариями, «праздными людьми из промышленных городов», таких как Манчестер [312].

Защитники работорговли особенно подчеркивали значительное количество landsmen — сухопутных жителей, которые нанимались на работорговые суда. Некоторые утверждали, что они составляли половину или больше каждой команды [313]. Они действительно составляли часть списка матросов, но весьма скромную. Уильям Ситон нанял только двоих, когда он плыл на корабле «Быстрый» в 1775 г. Во время военного рейса 1780— 1781 гг., когда потребность в рабочих руках была крайне высока и все старались нанять работников с суши, на корабле «Ястреб» их было только три из сорока одного члена команды [314]. Те, кто начал работу в море новичками, от рейса к рейсу поднимались по морской лестнице, становясь сначала «полуматросом», потом «матросом на три четверти» за более высокую плату и, наконец, полноценным матросом [315].

Джеймс Филд Стенфилд недооценил число моряков, присоединившихся к работорговому судну по доброй воле, которая часто выступала в тандеме с необходимостью или принуждением. Вербовщики не только «продавали» матросов «гвинейским» капитанам, они поставили их с согласия этих людей, как в случае Уильяма Баттерворта.

Хозяин бросил Томаса Томпсона в тюрьму, после чего он «согласился» пойти на корабль. Выбор был также обусловлен нуждой бедного моряка, который находил место на работорговом судне за сорок шиллингов в месяц в мирное время или шестьдесят и даже семьдесят шиллингов в месяц во время войны, что было на 20-25% выше, чем в других отраслях. Такой матрос также получал гарантируемое количество пищи (хотя и сомнительного качества) в продолжительном рейсе. Многие работорговцы позволяли матросам отдавать часть своего жалованья женам или матерям, которые могли получать эти деньги ежемесячно в порту. И хотя такая практика обычно запрещалась, у людей, которые имели немного денег и нанимались на работорговый корабль, была перспектива частного занятия торговлей в местном масштабе — такими предметами, как ножи или головные уборы, которые можно было обменять на ценные вещи (попугая или небольшой кусок слоновой кости) в Африке [316].