Иван Саблин - Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Ни ДВР, ни Временное Приамурское правительство так и не смогли выдать себя за демократии. Поэтому оба государственных образования попытались найти другие способы привлечения населения на свою сторону. Изобразив ДВР частью общероссийской Родины и защитницей российских национальных интересов в Восточной Азии, читинское правительство смогло добиться широкой поддержки как внутри самой ДВР, так и во Владивостоке. Его национально-оборонческие лозунги были доброжелательно встречены и иностранцами: язык национализма понимали далеко за пределами региона. Подтвердились худшие опасения Бориса Александровича Бахметева: большевики стали выразителями российских национальных интересов, не только на Генуэзской конференции (10 апреля – 20 мая 1922 г.), но и на трехсторонней Чанчуньской конференции (4–26 сентября 1922 г.) ДВР, Советской России и Японии. Временное Приамурское правительство тоже заявляло, что представляет российскую (или чаще русскую) нацию, но его зависимость от Японии обесценивала эти заявления, а обещанный военный поход на Москву сулил бесконечное затягивание Гражданской войны. После эвакуации японских войск из материковой части региона российский Дальний Восток быстро вошел в состав Советской России, причиной чему были военное превосходство большевиков и неспособность их противников мобилизовать население. Впрочем, последующая политика Москвы показала, сколь мало большевики были склонны к компромиссам. Многие из их политических оппонентов были арестованы, а в 30-е годы на Дальнем Востоке, как и во всей стране, разразились массовые репрессии. Более того, несмотря на продолжение социалистической пропаганды и создание Бурят-Монгольской автономной республики в 1923 году, русский национализм стал преобладающим дискурсом, что привело к антикорейской, антикитайской и антиукраинской кампаниям 20–30-х годов.

Хотя Борис Евсеевич Сквирский и другие члены неофициальной делегации ДВР на Вашингтонскую конференцию (12 ноября 1921 г. – 6 февраля 1922 г.) продолжали подчеркивать независимость ДВР и демократический характер ее правительства, конференция показала, что ни Чита, ни Владивосток не могут убедительно претендовать на роль «третьего пути» в Гражданской войне в России. Дипломатические неудачи, наряду с прямым столкновением двух правительств в конце 1921 года, привели к де-демократизации в обоих государственных образованиях и возобновлению открытого противостояния красных и белых. Но, в отличие от 1918 года, обе стороны опирались на националистическую мобилизацию, и большевики заметно приглушили свою интернационалистскую риторику.

Победа Народно-революционной армии (НРА) ДВР над белоповстанцами в феврале 1922 года и ее приближение к границам южной части Приморской области, находящейся под японским контролем, привели к политическому кризису и установлению военной диктатуры во Владивостоке. Хотя созыв Приамурского земского собора (Владивосток, 23 июля – 10 августа 1922 г.) не имел однозначной целью восстановление монархии, он привел к снижению влияния умеренных политических групп на политическое положение во Владивостоке и выдвижению на передний план ультрароялистов, которые действительно надеялись обрести нового царя из династии Романовых. Новое правительство Михаила Константиновича Дитерихса представляло Романовых спасителями русского народа в 1613 году, во время предыдущего Смутного времени. По мнению ультрароялистов, иностранную угрозу России представляли не японцы, с которыми сотрудничало владивостокское правительство, а большевики (или, в рамках более радикальной антисемитской парадигмы, евреи). Но многие российские предприниматели, недовольные нарастающим японским присутствием в рыболовстве и других сферах дальневосточной экономики, которое стало возможным благодаря уступчивости владивостокского правительства, все больше склонялись к сотрудничеству с ДВР.

В конце 1921 года читинские власти пересмотрели первоначальный проект буферного государства, составленный Александром Михайловичем Краснощёковым и получивший в 1920 году поддержку Григория Васильевича Чичерина. Николай Михайлович Матвеев, новый председатель Правительства ДВР, четко следовал указаниям Дальбюро и других органов РКП(б). Поскольку компромисс с политическими оппонентами не обеспечил ни международного признания, ни гражданского мира, власти ДВР решили, что в нем нет нужды. Впрочем, репрессии против меньшевиков и эсеров не помешали большевикам взять на вооружение их оборонческий национализм. Чита и Москва утверждали, что защищают российскую нацию трудящихся от классовых и иностранных врагов – империалистов (Японии) и их союзников (монархистов). С начала 1922 года Советская Россия все меньше скрывала, что ДВР всецело от нее зависит. Москва взяла под прямой контроль внешнюю политику ДВР, выступив на Генуэзской конференции ее представительницей, как и представительницей других республик, в декабре 1922 года вошедших в состав Советского Союза. В ходе Чанчуньской конференции Адольф Абрамович Иоффе (РСФСР) и Яков Давидович Янсон (ДВР) работали в составе одной делегации. Экономика, законы о гражданстве и вооруженные силы двух республик были тесно интегрированы.

В отношениях с иностранцами и умеренными владивостокскими несоциалистами большевики приглушали классовые характеристики новой российской нации, и РСФСР все чаще стала восприниматься центром объединения бывшей империи. Российский Дальний Восток отличался от западного пограничья, Кавказа, Поволжья и Средней Азии наличием русского большинства, и в мире, где с окончанием Первой мировой войны национализм стал основным политическим дискурсом, это означало, что будущее объединение Дальнего Востока с остальной Россией может рассчитывать на сочувственное отношение иностранцев. Кроме того, введение в РСФСР НЭПа и ее стремление к иностранным инвестициям открывали путь к капиталистическому развитию советского Дальнего Востока.

Националистический дискурс читинских большевиков был также более гибким, чем дискурс владивостокских ультрароялистов. Подчеркивая, что земли от Байкала до Тихого океана принадлежат России, ДВР вместе с тем шла навстречу национальным движениям меньшинств, продолжая имперскую революцию [823]. Даже после де-демократизации Бурят-Монгольской автономной области, когда ее руководителем вместо эсера Петра Никифоровича Дамбинова стал большевик Матвей Иннокентьевич Амагаев, бурятский народ продолжал оставаться одной из наций-основательниц ДВР. Хотя конституционные положения о корейской, украинской, еврейской и тюрко-татарской экстерриториальной культурно-национальной автономии так никогда и не были осуществлены на практике, национальные меньшинства, открывавшие свои школы, распространявшие литературу на родном языке и проводившие иные культурные мероприятия, могли рассчитывать на некоторую юридическую поддержку и иногда даже на финансирование со стороны государства. Кроме того, читинское правительство не посягало на свободу вероисповедания. Наконец, существование второй Бурят-Монгольской автономной области в составе РСФСР наглядно показывало, что большевистская автократия все же не лишена элементов децентрализации по национальной линии, а значит, сохраняет некоторые элементы леволиберального имперского национализма.