Иван Плотников - Правда истории. Гибель царской семьи

Итак, все возможности для эвакуации большевиками Царской Семьи тогда, в середине июля, были налицо. Конечно, об абсолютной гарантии ее безопасности в условиях гражданской войны говорить не приходится. Но опасность могла возникнуть лишь в связи с повстанческим выступлением в глубоком красноармейском тылу. Однако при скоплении красных войск и большом удалении фронта такой акт заговорщиков-повстанцев был бы связан, как и в Екатеринбурге, со смертельным риском для жизни членов эвакуируемой Семьи, являлся безрассудством. Да и тайна перевозки Семьи строжайше бы соблюдалась. На таких условиях в Пермь эвакуировались огромные ценности, и вполне успешно.

В обстановке разгорающейся гражданской войны, красного и белого террора на плаху были брошены жизни Николая Романова, членов его Семьи и близких родственников. Боязнь их освобождения силами контрреволюции (в районе ли Екатеринбурга или в ином) и использования в ее интересах заслонили морально-правовые нормы. Они были попраны. Эвакуация Царской Семьи из Екатеринбурга была вполне возможна. Даже после расстрела Романовых, вплоть до 24 июля, эвакуация из Екатеринбурга проходила вполне организованно и масштабно (если не считать халатности, допускавшейся отдельными военачальниками, забывавшими, скажем, снять караулы, заставы на некоторых объектах, которые, таким образом, оказались в плену у противника). Зав. политотделом Северо-Урало-Сибирского фронта (затем — агитационно-политическим отделом 3-й армии) В. А. Фейерабенд, находившийся в июле 1918 г. в Екатеринбурге, в октябре того же года докладывал: «Эвакуация г. Екатеринбурга протекала так организованно и усиленно, как это редко наблюдалось при старой организованной царской армии. Всего было эвакуировано 900 вагонов с грузами» 46. Возможно, в этой самооценке есть и доля хвастовства, но несомненно, возможность беспрепятственной эвакуации Царской Семьи в середине июля (не говоря уже о более раннем дне этого месяца) была налицо. Однако судьба ее была уже предрешена как в головах местных руководителей, так и очень далеко — в Московском Кремле, вождями большевистской партии.

Рассмотрим кратко основные версии о принятии решения об убийстве Царской Семьи, обстоятельствах и роли в этом большевистских руководителей в центре, с одной стороны, и на Урале — с другой. Остановимся вначале на последней книге Г. 3. Иоффе «Революция и судьба Романовых», в которой автор значительно пересматривает выводы, сделанные ранее в книге «Великий Октябрь и эпилог царизма». Теперь он сосредотачивается на судьбе Царской Семьи, отходит от позитивной оценки ее казни и перестает безусловно приписывать принятие решения о казни уральскому руководству — местным «левакам» и «сепаратистам», не считавшимся, дескать, с центром. Автор теперь полагает, что имело место определенное участие в этом деле и Москвы, приводит некоторые документы, выявленные в последнее время. Однако подлинность некоторых из них он постоянно ставит под сомнение, как и решение вопроса именно в центре. Г. 3. Иоффе рассматривает выявленный Э. С. Радзинским текст телеграммы (приводится теперь многими) из Екатеринбурга в Москву (через Петроград) Ленину и Свердлову о санкционировании казни незамедлительно, 16 июля, в соответствии с ранней договоренностью с ними Голощекина. «Если это подлинная телеграмма, — пишет Иоффе, — ...то отсюда можно заключить, что ни Ленин, ни вообще центр практически до самого последнего момента... еще не отдавали определенного распоряжения об этом расстреле». Далее автор говорит о приведенном Радзинским воспоминании бывшего охранника В. И. Ленина А. Ф. Акимова об отправке из Москвы телеграммы с приказом о расстреле Царской Семьи и также подвергает этот источник и факт сомнению. В сущности, он игнорирует приводимые Троцким сведения о сообщении тому Свердловым, что вопрос о расстреле был решен в Москве — им совместно с «Ильичом». Г. 3. Иоффе приводит положение из «Записки» Юровского о получении 16 июля из Перми приказа об истреблении Романовых и заключает: «Телеграмма, введенная в оборот Э. Радзинским, может, по-видимому, свидетельствовать об одном: вопрос о судьбе Романовых, в том числе и о допустимости их расстрела, действительно обсуждался в Москве... но окончательно решен не был; не исключено, что он все-таки отдавался на усмотрение и под ответственность уральцев, но при строгом условии обязательно сообщить о вероятном решении Уралоблсовета. Выдавался своего рода карт-бланш... вопрос о Романовых решался в Москве. Решался, но до последнего момента, может быть, не решился окончательно. Последнее слово, видимо, все же оставалось за уральцами: они лучше знали реальную ситуацию...» 47. Одним словом, в Москве вопрос как-то обсуждали, но, видимо, не решили; в принципе все передавалось на усмотрение уральцев. И потом уж делается вывод: «Независимо оттого, были ли они (уральские большевики. — И. П.) исполнителями воли Москвы или инициатива убийства царской семьи, как это признавалось официально, исходила от них, именно они — Голощекин и Белобородов — несут ответственность за происшедшее, ибо бесспорно они окончательно повлияли на принятие решений в облисполкоме и его президиуме» 48. Получается: как ни крути, о чем бы источники ни говорили, а Ленин со Свердловым, большевистское руководство на преступление пойти не могли, все дело в местных разбойниках! Плохо учитываются и документы, и то обстоятельство, что Ленин и Свердлов, особенно первый, прилагали максимум усилий именно к введению в заблуждение мировой общественности, отведению от себя подозрений в убийстве. Ленин был великим мастером прятания концов в воду, заметания следов, хотя это и ему удавалось не всегда.

Ю. А. Буранов и В. М. Хрусталев делают сходные выводы. Они считают, что вопрос об уничтожении Царской Семьи поставили уральские руководители и Ш. И. Голощекин выезжал в начале июля в Москву «для получения санкции» на это. Они пишут, что решение было принято в Екатеринбурге, но для его осуществления «требовалось еще и утверждение из Москвы». Вместе с тем эти авторы не исключают вероятности решения вопроса о казни с участием Москвы с самого начала, причем казни не одного лишь Николая II, а всей Семьи 49. Такая позиция, возникшая под давлением вновь появившихся документов, свидетельствующих о причастности к делу о гибели Царской Семьи и Ленина (не говоря уже о Свердлове), когда нельзя уже защищать «доброе имя» кремлевского вождя, стала ныне преобладающей. Эту позицию сильно поколебал своими публикациями Э. С. Радзинский.

Приведем и рассмотрим версию этого автора, располагающего некоторыми документами. Он их приводит, но трактует исключительно своеобразно, порой явно ошибочно, в силу незнания других источников. Радзинский, в отличие от Иоффе и многих других, не сомневается в причастности Ленина (и Свердлова) к решению вопроса об уничтожении Царской Семьи. Но непосредственное принятие решения он приписывает некоей промежуточной силе, стоявшей между Кремлем и уральскими руководителями. Он видит ее в лице Р. И. Берзина, как доверенного лица Ленина, придаточного механизма в деле умерщвления Романовых. Э. С. Радзинский использует как отправную точку положение в «Записке» Я. X. Юровского о получении приказа — телеграммы из Перми. Он отмечает: «16 июля пришла та телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых. В 6 часов вечера Филипп Голощекин предписал привести приказ в исполнение» 50. Заметим, что документ Радзинским цитируется весьма неточно, в частности, в документе нет слова «та», а добавление его Радзинским существенно искажает смысл документа. Получается, будто Юровский уже вел речь о телеграмме, нескольких телеграммах и тут конкретно им выделена какая-то одна из них, он раскрыл ее суть и т.д. Он этого не сделал. «Что это за телеграмма? — продолжает Радзинский. — И откуда это слово — «приказ»? И кто мог отдать приказ военному комиссару Уральской области Голощекину?