Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Город расположен на побережье Померании, напротив острова Рюген, который образует естественное укрытие для его гавани. Песчаный берег в этом месте так выдается в море, что сам Штральзунд практически является островом. За три дня до прибытия Валленштейна муниципалитет подписал договор с королем Швеции, по которому тот обязывался защищать город в течение 30 лет, а город, в свою очередь, обещал предоставить Густаву II Адольфу базу и место высадки в Германии. Уверенные в своей защите, бургомистр и советники Штральзунда отклонили предложение Валленштейна. «Город сдастся, хоть бы его цепями приковали к небу», – по слухам, пригрозил им разгневанный полководец. Из далекой Праги он возлагал большие надежды на взятие этого стратегически важного порта Балтийского моря, но после двух напрасных попыток штурма понял, что город неприступен. У Валленштейна все еще не было флота, в то время как корабли шведского короля уже стояли у побережья, а король Дании с новой армией ожидал высадки. 28 июля Валленштейн отступил, а через неделю его армия разбила лагерь под стенами города.

Эта задержка сыграла свою роль скорее в моральном, чем материальном плане. Фактически положение ни Фердинанда, ни Валленштейна не ухудшилось, однако памфлетисты противной стороны воспользовались этим первым успешным отпором как знаком предстоящего поражения Габсбургов. «Орлы не умеют плавать», – насмехались остроумцы.

Неиссякаемый оптимизм датского короля дал Валленштейну шанс восстановить репутацию. Кристиан IV высадился на юго-востоке от Штральзунда в песчаных дюнах Померании, захватил город Вольгаст и приготовился напасть на Мекленбург. Валленштейн признавал, что на песчаных холмах королю ничего не угрожает, но ему докладывали, что Кристиан IV сильно пьет и скоро наверняка сделает какую-нибудь глупость. «Если он посмеет выйти, – похвалялся Валленштейн, – он точно будет наш». И оказался прав. 2 сентября 1628 года Валленштейн перехватил датские войска у самого Вольгаста и перебил всех, кто не успел сдаться в плен или бежать [55] При Вольгасте у Валленштейна было от 7 до 8 тысяч солдат, у Кристиана IV от 5 до 6 тысяч. Валленштейн атаковал, сокрушил фланг датчан, убив 1 тысячу человек и взяв в плен 600. После этого сдался гарнизон Вольгаста (500 человек). Итого потери датчан составили – 1 тысяча убитыми и 1100 пленными. Остальные датчане во главе с Кристианом IV успели сесть на корабли и отплыть. . Сам Кристиан IV укрылся на своих кораблях, спешно вернулся в Данию и запросил мира.

Этот успех вызвал новый поток жалоб на Фердинанда. По самым скромным подсчетам, у Валленштейна под ружьем находилось 125 тысяч солдат – втрое больше количества, которое Тилли когда-то объявил верхним пределом для ведения войны в нормальных условиях, – и он до сих пор продолжал вербовать новых! А после окончательного поражения Кристиана IV у Валленштейна не осталось ни одного врага.

Однако больше всего встревожили императора жалобы его собственных союзников. «Мы еще раскаемся в том, что дали фридландцу [Валленштейну] такое всевластие», – писал Фердинанду брат Леопольд Тирольский. Курфюрст Саксонский, на чьих землях Валленштейн без всякого позволения расквартировал контингент своих разбухающих армий, обрушил горькие иеремиады на Фердинанда и Максимилиана Баварского. Но неуемней всего возмущался сам Максимилиан, который за последние два года не раз на собственном опыте убеждался в бесчинствах Валленштейна. Его полководец Тилли натерпелся от него и протестовал с зимы 1626 года. Валленштейн постоянно вынуждал его размещать войска в самых неудобных и пустынных местах, чтобы они массово дезертировали и вновь завербовывались уже офицерами самого Валленштейна. Хуже этого систематического ослабления численности армии Тилли был подрыв морального духа его офицеров, которые, видя, что другой военачальник платил лучше и обеспечивает лучшие условия, с нетерпением дожидались, пока окончится срок контракта, чтобы перейти от баварца на службу к императору. Даже сам Паппенгейм раздумывал, не сменить ли начальство.

Фердинанд не мог позволить себе игнорировать эти жалобы. Он послал Валленштейну просьбу снять осаду со Штральзунда и несколько раз выражал недовольство его методами расквартирования войск, хотя в Вене считалось, что полководец не обращает на его выговоры никакого внимания. Говорили, что Валленштейн повинуется, когда сам того пожелает. Ему все-таки хватило благоразумия понять, что было бы нецелесообразно настраивать против себя всех католических князей Германии, и по этой причине он вывел войска из Швабии и Франконии, где располагались многие католические епископства, и только еще более непреклонно стал вводить их в Саксонию и Бранденбург. В Северной Германии от гольштейнского Кремпе до прусских границ только Мекленбург остался свободен от войск Валленштейна. Мекленбург принадлежал ему, и Валленштейн строго соблюдал императорский патент, по которому все его владения освобождались от военных контрибуций.

Тем временем в Вене Фердинанд решал не столь зрелищные политические задачи. Он не хватал звезд с неба, но обладал некоторой способностью бессознательно усваивать идеи умных людей и обращать их себе на пользу. Именно этим он и был занят в то время. Весь прошедший год католические князья, в особенности Максимилиан, упорно убеждали его обратить внимание на то, что у него появилась прекрасная возможность вернуть земли, отнятые у церкви за три четверти века, прошедшие со времен Аугсбургского мира. Сначала идея не вызвала ответного воодушевления у императора, который опасался и беспорядков, которые могли вызвать перемены, и того, что Максимилиан воспользуется ими как поводом для укрепления собственной власти. Он хотел заполучить Оснабрюк для кузена, а его брат, помимо Кёльнского епископства, уже прибрал к рукам Мюнстер, Льеж, Хильдесхайм и Падерборн.

Чем сильнее становился Валленштейн, тем больше менялась позиция Фердинанда. Правильно составленный эдикт о реституции мог бы принести пользу его династии. Во второй половине 1628 года эта идея вышла на первый план во внутренней политике Фердинанда, но теперь уже уперлись католические князья, ведь у Максимилиана было не меньше оснований оспаривать эдикт о реституции, который давал земли и власть Габсбургам, чем прежде – причин защищать тот, который давал преимущество ему. Кроме того, за его долгую жизнь уже не раз заводили разговор о том, чтобы он стал главным заступником церкви вместо Фердинанда – отчасти именно это и было его мотивом при создании Католической лиги, и к этому же его теперь побуждал сам папа римский, – так что когда его соперник внезапно присвоил его же план реституции, в самый подходящий момент для себя и самый невыгодный для Максимилиана, баварский герцог оказался в крайнем замешательстве. Фердинанд перехватил у него инициативу, которую он так старательно готовил.