Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Он успел как раз вовремя. К середине мая король Швеции уже стоял у городских ворот Мюнхена; войска, понимая, что сопротивление бесполезно, отступили за реку Изар, взорвав за собой мосты, а горожане и духовенство купили себе неприкосновенность гигантской суммой в четверть миллиона талеров.

Некоторые говорили, что после перехода через Лех королю понадобится всего три недели, чтобы дойти до Вены. Но дело было в апреле, а в конце мая он все еще находился в Баварии. Его задерживал Иоганн-Георг. Из Чехии поступала, прямо говоря, непонятная, противоречивая и подозрительная информация. Граф Турн, бывалый бунтарь, командовавший небольшим шведским контингентом, который сопровождал саксонцев, весь год намекал на недостаток верности у Арнима. Тот никак не пытался помешать Валленштейну набирать рекрутов и открыто заявлял, что прекратит сражаться, если к маю не будет заключен мир, а в довершение всего без единого выстрела отступил обратно в Силезию. 25 мая Валленштейн вновь занял Прагу, и теперь, когда он находился в городе, а Арним, похоже, не собирался ударить его в тыл, Густав II Адольф уже не мог идти на Вену. Этим бы он поставил себя в такое же положение, которого он едва избежал в прошлом году; если Иоганн-Георг и Фердинанд II заключат сепаратный договор, он может оказаться в западне в Австрии. Король колебался. Несмотря на злобные инсинуации Турна, Густав II Адольф был лучшего мнения об Арниме, чем об Иоганне-Георге, и попытался решить проблему, склонив этого военачальника оставить службу у курфюрста и перейти к нему. Арним не поддался на подкуп; 7 июня он вывел последние войска из Чехии, и Густав II Адольф срочно отправил агента в Дрезден выяснить, что на уме у Иоганна-Георга.

В сложившихся обстоятельствах шведский король был вынужден укрепить свои политические позиции в Германии. 20 июня он снова приехал в Нюрнберг и начал организовывать собственную партию. Там за 48 хлопотных часов он раскрыл свой план по Германии. Он готов заключить с императором только такой договор, условия которого включат в себя терпимость к протестантской религии на всей территории государства, возвращение всех протестантских земель, передачу Швеции части северного побережья от Вислы до Эльбы, а курфюрсту Бранденбургскому – Силезии в возмещение этой потери. Самое главное, протестантские князья должны сформировать единый Corpus Evangelicorum – Евангелический корпус – с сильной постоянной армией при выборном президенте, которая должна быть полностью и равно признана и империей, и рейхстагом.

Город Нюрнберг сразу же объявил о готовности присоединиться к корпусу, но пока что королю пришлось опять отложить свои политические дела, поскольку Валленштейн наконец пересек чешскую границу и направлялся на соединение с Максимилианом. Король Швеции попытался разъединить их, но Валленштейн сумел уклониться от него и 11 июля в Швабахе лично встретился с Максимилианом. Спешившись, союзники вежливо обнялись, ничем не выдав ни обиды одного, ни унижения другого. На мгновение показалось, что прошлое забыто и оба будут плечом к плечу трудиться над тем, чтобы вернуть утраченную силу церкви и императорской династии.

Король Швеции снова отступил к Фюрту в предместьях Нюрнберга. Валленштейн последовал за ним и возвел укрепленный лагерь на длинной гряде, возвышающейся над речкой Редниц, откуда он мог угрожать позициям Густава II Адольфа. 27 июля Валленштейну доложили, что король, уступая в численности и из-за слабости не рискуя покинуть лагерь, послал за подкреплениями почти во все свои армии, разбросанные по Южной и Западной Германии. По расчетам Валленштейна, там не было ни фуража для лошадей, ни провианта для людей, так что королю придется либо сражаться, либо голодать. Если он решится голодать, это будет означать конец его армии; если выберет сражаться, то тоже погибнет, учитывая взаимные позиции противников. Между тем Валленштейн кормил солдат из собственных запасов; коммуникации были небезупречны, и войска, особенно в армии Максимилиана, быстро вымирали. Однако положение Валленштейна и Густава II Адольфа отличалось в одном важном моменте: полководец мог позволить себе потерять одну армию и набрать другую, а шведский король – не мог. Максимилиан тоже не мог позволить себе такой роскоши; он и говорил об этом, но напрасно. Валленштейна никогда не волновали нужды армии Католической лиги.

16 августа к шведскому королю подошли подкрепления, и 24 сентября он в конце концов атаковал укрепленные позиции противника. Все оказалось напрасно. Полевая артиллерия оказывалась бессильной против земляных укреплений. Ему пришлось отступить с тяжелыми потерями в людях, что еще более бедственным образом сказалось на его репутации. Бесчинства его войск, особенно набранных в Германии, лишили его былой популярности, и даже его личное вмешательство ни к чему не приводило. У нескольких немецких офицеров нашли украденный скот, и король едва не разрыдался в бессильной ярости. «Бог свидетель, вы сами истребляете, разоряете и портите собственное отечество! – воскликнул он. – Мне больно на вас смотреть…» Ходили слухи, что союзники разбегаются от него. «Его сила не в собственных подданных, а в чужеземцах; не в собственных деньгах, а в чужих; не в их доброй воле, а в необходимости при нынешнем раскладе; и потому, когда необходимость уже не будет столь насущной, как сейчас… он лишится и денег, и силы, и помощи» – так пророчил шотландский священнослужитель, внимательно следивший за ходом событий. «Он еще не успел обосноваться в Германии, – писал шотландец, – он далеко от дома».

В сентябре в Нюрнберге шведский король попытался исправить эту последнюю напасть. Он предложил Валленштейну условия мира, в которых четко проявились основные пункты его плана по созданию сильной протестантской партии; он потребовал возвратить протестантам все земли, когда-либо принадлежавшие им, безоговорочно отменить Эдикт о реституции и ввести веротерпимость во всех государствах империи, включая императорские земли, восстановить в правах тех, кто был их лишен, передать Валленштейну Франконию вместо Мекленбурга, Максимилиану – Верхнюю Австрию вместо Пфальца, самому Густаву II Адольфу – Померанию, а курфюрсту Бранденбургскому – Магдебург и Хальберштадт взамен. Эти условия ясно показали весь размах замыслов короля. Церковь и династия Габсбургов безжалостно приносились в жертву, а империя, где должны господствовать конституционные светские князья, фактически передавалась под контроль

Евангелическому корпусу и его президенту, королю Швеции. Брак единственной дочери Густава II Адольфа Кристины с наследником Бранденбурга создал бы территориально-династический блок в Северной Европе, который перевесил бы могущество Габсбургов и изменил баланс сил на всем континенте.