Кирилл Вертяев - Курдский национализм. История и современность

С точки зрения глав периферийных династий, покровительство с стороны Османской империи было лишь аргументом в их борьбе за личную власть. Для племенного населения Курдистана начала XIX века власть султана в Стамбуле была скорее воображаема, в отличие от реально осязаемой власти местных деребеев. То есть в воображении местного населения такие «протогосударства» (деребейлики) являлись более осязаемыми, первичными по отношению к империи Османов. При этом приобретаемая вождём авторитарная власть должна была быть сакрально детерминироваиа. До подписания Договора об альянсе в условиях отсутствия легализованного государственного аппарата и средств принуждения, такая «местечковая» власть утверждалась путём насилия, а легализировалась путем получения лидером высокой должности в иерархии Османской империи. Так, в 1810 году курдский эмир Бабана Абдуррахман паша, лавировавший между интересами Багдадского пашалыка и Керманшаха, с благоволения Порты разгромил войско восставшего против Стамбула багдадского наместника Кючюк Сулеймана, включив в свой деребейлик со столицей в Сулеймание обширные земли Багдадского пашалыка. Позднее ему удалось присоединить к своим владениям и Эрбиль. После этого Абдуррахман паша потребовал от Порты назначения себя султанским наместником всего обширного Багдадского пашалыка. Желание Порты распространить и институционализировать свою власть в Курдистане провоцировало борьбу за власть между курдскими эмирами, в результате чего местные деребейлики постоянно меняли свои политические границы и статусы. Этот процесс продолжался четыре десятилетия.

Особенностью создаваемых усилиями племенных вождей и эмиров «протогосударственных» образований было то, что они включали в себя не только проживающих в Восточной Анатолии курдов, но и многочисленные этнические группы — в первую очередь армян, несториан, которым не была свойственна культурная традиция авторитета честного политического (духовного или племенного) курдского лидера. Поэтому источником лояльности местным деребеям и эмирам являлась в основном, принуждение со стороны последних. Исключением здесь может служить пример несторианского религиозного лидера и вождя Мар Шимуна [51] Мар Шимун — официальный титул духовного и светского главы ассирийцев-несториан Турции и Ирана (дословно: Святой Симеон). , племена которого традиционно проживали в районе Хаккяри. В первой половине XIX века Мар Шимун занимал высокий пост в иерархии хахкярийскага эмирата и, являясь лидером христиан-несториан, говоривших на наречии курманджи, оставался вторым лицом в Хаккяри после эмира Нуруллаха бея [52] D. McDowall. A Modern History of the Kurds. N.Y., 2004, стр. 45–46. .

Если несториане, имевшие общие этно-лингвистические характеристики с курдами, было до поры до времени органично инкорпорированы в традиционное курдское общество, то о проживающих здесь армянах этого сказать нельзя. Голландский востоковед Ван Бруйнессен справедливо отмечает, что между армянами и курдами с политической тоски зрения на протяжении XIX века всегда существовало неравенство. Это выражалось в том, что множество армян были вынуждаемы принимать мусульманство, влившись, таким образом, в курдское сообщество [53] Martin van Bruinessen. Kurtluk, Turkluk, Alevilik, Etnik ve Dinsel Kimlik Mucadeleri. Ĭst., 1999, стр. 23. . С другой стороны, в современных турецких научных кругах бытует мнение, что возникновение курдского национализма в геополитическом пространстве Османской империи есть результат воздействия исключительно внешних сил, будь то миссионерская деятельность европейцев и американцев в Восточной Анатолии, а также поддержка со стороны просвещенной Европы идеи развития курдской литературы, культуры и письменности. Так, турецкий исследователь и дипломат Биляль Шимшир относит возникновение «курдизма» к концу XVIII века, когда в результате подписания Кючюк-кайнаджирского мирного договора 1774 года России были делегированы полномочия покровительства над всеми христианскими народами Османской империи. Европейские страны, противодействуя усилению влияния России на Высокую Порту, стали, по мнению Шимшира, проявлять интерес именно к курдам, как к отличным про языку и культуре от своих собратьев по вере турок с целью расшатать стабильность Османской империи, которая после ряда военных поражений османов стала казаться Европе колоссом на глиняных ногах: «Для того, чтобы уничтожить империю им ( западным странам и России ) не было достаточно расчленить христиан и мусульман, они хотели разделить и самих мусульман по языку, происхождению, этническим характеристикам» [54] Bilal Simsir. «Kurtculuk» (1787–1923). Ĭst., стр. 46. . Шимшир утверждает, что во второй половине XVIII века Ватикан, чья политика находилась в фарватере «антиосманского поветрия» европейских держав в отношении Порты, выступил с поддержкой идеи изучения курдского языка, для чего в 1760 году направил в Курдистан несколько католических миссионеров. Один из них, падре Маурицио Гарзони, прожив несколько лет среди курдов Диярбакыра и будучи хорошо осведомленным об одном из местных диалектов (курманджи), в 1787 году опубликовал в Риме грамматику курдского языка и курдский словарь, став своеобразным зачинателем курдологии, как научного направления.

В целом, тезис Шимшира сводится к корректному определению возникновения национализма, как явления в европейской истории концом XVIII века. Однако причины национализма, как явления в мировой истории, видятся им скорее результатом противостояния двух систем: Европы эпохи буржуазных революций и некогда могущественной империей Османов, носившей полиэтнический и поликонфессиональный характер. Начав терпеть в конце XVIII века одно военное поражение за другим, Высокая Порта постоянно шла на значительные политические уступки, которые выряжались, помимо прочего, в снятии запретов на ведение миссионерской деятельности и усилении влияния католической и православной церкви на христианские (и не только) народы Империи. Однако здесь Шимшир безусловно преувеличивает коварство Ватикана: его ошибка состоит в том, что курдский словарь был написан Гальзони скорее для того, чтобы облегчить общение папских миссионеров с местным, и в первую очередь с несторианским населением, говорившим в большинстве своем на курманджи. Навряд ли это можно считать попыткой Ватикана в конце XVIII века подчеркнуть прецедент существования отдельного курдского языка, отличного от турецкого, с целью формирования основ весьма эфемерных националистических притязаний курдов в будущем. Как бы то ни было, нет никаких реальных исторических доказательств того, что именно католическая миссионерская активность в Восточной Анатолии явилась толчком развития курдского духовного сепаратизма. Скорее наоборот, тот факт, что курманджи, в независимости от действий и намерений миссионеров уже давно приобрел здесь характер языка межконфессионального общения, и состоит его ценность, как основы межплеменной солидарности в этом регионе.