Кирилл Вертяев - Курдский национализм. История и современность

Можно привести свидетельство английского консула в Ване Генри Троттера, который в своем отчете о курдах Малой Азии в середине восьмидесятых годов XIX века писал, что семь племенных вождей из Вана от имени 40 тыс. местных курдов передали султану петицию. Они просили об освобождении от обязательной военной службы при условии, что на них будет накладываться такой же налог, как и на христиан. Однако накладываемый на христиан военный налог, ( в соответствии с негласным кяфирным правом. К.В. ) должен быть выше. Курды при этом давали понять, что поскольку они проживают на своей исконной территории, они требуют достойного к себе уважения» [105] N. Kutlay. 2010, стр. 43. .

Учитывая теократический характер государства, система миллетов не способствовала попаданию христиан во власть, однако оставляла общинам относительно большую религиозную автономию. Христианских купцов, например, традиционно использовали для развития выгодных контактов с европейскими странами, а на протяжении всего XIX века европейские державы в результате бесконечных войн с Османской империей, постепенно приобретали систему привилегий, которые выражались в преимущественном негласном праве развивать контакты с конкретной этно-конфессиональной группой. Поэтому чаще всего именно армяне, греки становились представителями компрадорской буржуазии, если исходить из фактически полуколониального характера Османской империи к концу XIX века. Вопросы защиты и поддержки христианских общин становились своеобразным объектом торга между европейскими империалистическими державами и Портой, а лежащая в основе социально-политического устройства империи сегрегация этноконфессиональных меньшинств не оставляла в итоге мусульманам возможности вливаться в ряды компрадоров. Это и лежало в основе в того, что теперь принцип «кяфиризма» стал весьма болезненно ощущаться в Восточной Анатолии во второй половин XIX века в связи с усилением централизаторской политики империи и возникновением эффекта двойного налогового гнета в условиях сосуществования на территории как оседлых, так и кочевых племен, а также групп очевидными этно-конфессиональными различиями. Все это происходило на фоне усиления фактической власти курдских беев и ага.

Во многом против такого порядка вещей, утвердившегося в османском обществе, и было направлено новое конституционное движение под лозунгами равенства и братства, по сути зародившееся в Турции во времена Танзиматских реформ, и получившее новый импульс после окончания русско-турецкой войны в 1878 году с началом режима реакции при султане Абдулхамиде II.

Подобный конституционализм с его идеей равноправия мог поколебать принцип доминирования мусульман, особенно в Восточной Анатолии, что легко можно было обнаружить, обнажив, реальную этнодемографическую ситуацию в Восточной Анатолии. Обезземеливание крестьянства и переход курдов к оседлости приводило к усилению миграции курдов и армян как внутри самого региона, так и в Стамбул. В результате поощрения султаном возвращения сосланных курдских феодалов на свои земли с 80-х годов XIX в. активизировался процесс захвата армянских земель курдскими феодалами и шейхами, которые, прибегали для этого к различным способам: подкупу местных чиновников, скупке земли, ростовщичеству и т. д. Всего с 1894 по 1908 гг. в их руки перешло около 750 тыс. га земель, прежде принадлежавших армянскому крестьянству и церкви [106] С. Амбармян. Аграрные отношения в Западной Армении…, стр. 37. .

Рост национального самосознания в армянской среде был спровоцирован патримониальным характером власти в Османской империи; не последнюю роль в этом сыграла и апостольская церковь, учитывая, что религиозный гнет был вызван длительным и чрезмерно акцентированным во второй половине XIX века «земельным вопросом». То есть фактически ставился ключевой вопрос о «власти-собственности» в условиях патримониального характера политической власти, а по сути — имело место межконфессиональное противопоставление между проживавшими здесь различными этническими группами (миллетами) по дихотомии «мы-они».

Самозахваты земель и эксплуатация курдскими феодалами христианских крестьян по фактическому «кяфирному праву» с одной стороны, и деятельность армянских повстанцев (федаинов) с другой давала пищу для разжигания розни между курдами и армянами. Упоминая о резком ухудшении положения армян поле вторичного завоевания Курдистана Высокой Портой, М.С. Лазарев ссылается на своего однофамильца — автора содержательной брошюры об армянском вопросе и бывшего Ванского коменданта полковника Д.Я. Лазарева, который писал: «Можно по справедливости сказать, что армяне при курдских деребеках пользовались лучшими днями, нежели при 47-летней турецкой анархии, имевшей для них следующие гибельные последствия: 1) повсеместное обеднение, 2) бегство из родины, вследствие тяжелых налогов и разорения со стороны курдов по потворству и бездействию администрации и 3) избиение сасунцев» [107] Я.Д. Лазарев. Причины бедствия армян в Турции в ответственность разорения Сасуна. 1895 г., б.с. .

На волне подъема армянского национализма в Восточной Анатолии нельзя было исключать и взаимодействия курдов и армян в политической сфере, хотя такие случаи были довольно редки. В некоторых источниках имелся ранний пример подобного синкретического поиска национальной идентичности в Восточной Анатолии — это некий Армяно-курдский комитет национальной свободы (« Комитейя Эрменийя-Курдайе Милетийе Азадарийе »), который был создан в Дерсиме 6 января 1868 года [108] Malmisanij. Diyarbekir'de Kürt Ulusçuluğu (1900–1920), Ĭst., 2010, стр. 15. . К сожалению, достоверных сведений о том, что из себя представляла эта организация, какие цели преследовала, у нас не имеется.

Было бы неверным допущением считать, что армянские националисты не декларировали права всем мусульманским жителям Восточной Анатолии, которые согласились бы остаться в таком новом воображаемом армянском государстве. Как бы то ни было, комиссия Берлинского конгресса в 1878 году указала в своих отчетах парадоксальное количество армян, проживавших в трех крупных вилайетах, т. е. превышение почти в 4 раза по сравнению с другими, более поздними источниками и периодами наблюдений, согласно сводке Троттера. Можно ли это назвать эффектом национальной агитации, когда мусульмане армянского происхождения, апеллируя к новому национальному единству, и во многом благодаря экзальтации агитаторов, в том числе и в деле пропаганды самопожертвования на личном примере, были преисполнены мнимого оптимизма относительно перспективности такой национальной идеи?