Мария Тендрякова - Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Тогда кого же и за что обвиняли в ведовстве?

Подписание договора с дьяволом. Гваццо

Во времена всеобщей демономании ведьму стали привлекать к суду даже не за тот вред, который она приносит, но только за одно ее послушание дьяволу, который избрал ее своим орудием. Эссексский проповедник Дж. Гиффорд в конце XVI века писал: «По слову Божьему, ведьма должна умереть не за то, что она убивает людей – она не может этого сделать, если только она не из ведьм, убивающих ядами, которые они получают от дьявола или делают по его наущению; но уже за то, что она общается с дьяволами» (Роббинс, 1996, с. 139).

Обвиняемые, как это было сказано выше, отнюдь не обязательно должны были быть колдунами/ведьмами или «людьми знания». В разгар репрессий в них вовлекались самые разные слои общества и возрастные группы, к ответу привлекались не только женщины, но и лица мужского пола, а также богатые, знатные, почтенные, нищие и обедневшие, молодые и старые, красивые и уродливые. Портреты «типичных ведьм», которые не раз выводились в локальных исследованиях, обычно характерны только для определенной местности. Эти портреты разнообразны и противоречивы, среди них и пожилые овдовевшие женщины, ведущие уединенный образ жизни, и нонконформистки, известные своим сварливым норовом, и бедные презираемые всеми существа, не имеющие средств для жизни. «Устранение докучливых маргиналов с помощью обвинения в ведовстве – схема убедительная…», (Шверхофф, 1996, с. 322) но и это обобщение не обходится без своих «но».

Была сделана попытка реконструировать девиантное поведение обвиняемых. Р. Вальц, проанализировав материалы деревенских судов, пришел к неожиданному заключению – те, кто был обвинен в колдовстве, не отличались ранее какими-либо выраженными особенностями поведения, а те, кто постоянно привлекался к суду за всяческие нарушения порядка, не обвинялись в колдовстве (Р. Вальц) [8] Об исследовании Р. Вальца см.: Шверхофф, 1996. .

Конечно, «докучливые маргиналы» – это «группа риска», но в охоте на ведьм присутствует некий иррациональный момент. Когда вина человека очевидна, он отвечает за нее по закону. Обвинение же в ведовстве, в порче и тому подобном имеет место, когда нет никаких очевидных прегрешений. Враг создается из ничего, а точнее, из мифа, утверждающего идею существования зла во плоти и крови. Миф только называет противника, но никогда не определяет его слишком четко. Излишняя конкретизация делает врага менее опасным (Леруа, 2001, с. 418). В этом смысле все попытки реконструировать социально-психологический портрет «типичной ведьмы» обречены на неудачу.

Миф создает общую установку на поиск врага, а интолерантность, растворенная в обществе, может кристаллизоваться в обвинение, направленное на любого и каждого, и тогда уже в зависимости от эпохи, страны, от конкретных исторических обстоятельств жертву назовут ведьмой, гугенотом, врагом народа, жидомасоном, коммунистом…

Со второй половины XVI века под стереотип ведьмы-еретички стали подгоняться все, кто попадал в водоворот преследований. Прокладывая путь идеалам Нового времени, общество в лице инквизиции, по выражению К.В. Томаса, «навязывало роль ведьм своим жертвам» (Томас, 1982, с. 98–99).

Охота велась не на «настоящих» ведьм, а на искусственно созданный призрак – призрак еретика, вероотступника и подданного Князя Тьмы. Воистину: «Самый кровавый бой – бой призраков». История, в особенности история нашего ХХ века, щедро снабжает нас тому примерами.

Охоту на ведьм можно назвать террором, массовым безумием, мракобесием, но ее никак нельзя назвать беззаконием. Юридическая сторона преследований была четко продумана, все было обосновано и предусмотрено.

Уже в «Молоте ведьм» последовательно проводится мысль, что исключительность преступления, совершаемого ведьмой, требует введения особого порядка судебного разбирательства с нею.

Питер Брейгель. Правосудие (1559–1560). Гравюра. Фрагмент

Ко второй половине XVI века, когда преследование еретиков перерастает в массовые репрессии, законодательство «совершенствуется», все зацепки, которые могут дать ведьме хоть какой-то шанс остаться безнаказанной, убираются. Судебный произвол возводится в ранг закона.

Дела о ведовстве могут рассматриваться во всех судах, инквизиторских, епископских, светских.

Исключительно для судов над ведьмами вводятся новые юридические нормы и приглашаются свидетели, которых к любому другому суду и близко бы не подпустили.

Принимаются показания лиц, ранее осужденных за лжесвидетельство, лишенных гражданских прав, отлученных от церкви; принимаются показания малолетних детей, а также принимаются во внимание так называемые призрачные показания. «Призрачные показания» – это свидетельства честных граждан, что те точно видели дух или призрак подозреваемого, который мучил их или отплясывал на шабаше (Роббинс, 1996, с. 176–183, 350–351).

Питер Брейгель. Правосудие (1559–1560). Гравюра. Фрагмент

Защита обвиняемого не допускается, дабы не вынуждать адвоката впадать в грех, защищая ересь.

Охота на ведьм ведется всецело в рамках закона. При этом рамки закона специально подгоняются и расширяются под нее.

И еще одна интересная подробность. Есть правило, которому неукоснительно следовали гонители во всех странах, – издержки судопроизводства оплачиваются из имущества осужденных ведьм и их семей. Сохранились расценки и подробные счета, где во франках, шиллингах, флоринах, рейхсталлерах, в английских и шотландских фунтах аккуратно прописываются цены на обезглавливание, удушение, сожжение, колесование, выжигание клейма, выставление к позорному столбу и на другие «услуги», которые страшно называть… Здесь же указываются сопутствующие накладные расходы, такие как стоимость установки столба, цены на пеньковую веревку, которой скручивали жертву, на торф и деготь для костра и даже во что обошлось вино для тюремщиков… (там же, с. 430–435).

Все строго по установленному прейскуранту, никакого произвола. Склоните головы перед законом!