Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

По реконструкции М. В. Фармаковского, обнажена до пояса плохо сохранившаяся фигура левого скифа на горите из Солохи. Если это и так, то, как было оговорено выше, солохский горит относится к иной хронологической и стилистической группе, чем выделенный нами круг вещей, и предполагаемая обнаженность одного из персонажей на горите может быть объяснена, исходя из особенностей солохской группы вещей. См.: Фармаковский 1922: 23–48, табл. IV–VI.

Западный вариант ассиро-вавилонской Иштар выступал в Средиземноморье (Сирия, Финикия, Палестина, Карфаген, Гадес) обычно под именем Астарты; однако тот вариант Астарты, который почитался в разграбленном скифами знаменитом филистимлянском храме в Аскалоне, имел особое наименование Атаргатис — Деркето (Cumont 1896; Roscher 1884–1890: 184–189, 390, 645).

На связь скифской Аргимпасы с культом дерева — видимо, с липой — указывает приведенный выше текст Геродота (Hdt. IV, 67).

Напомним, кроме того, что, по свидетельству Б. Н. Мозолевского, в одной из двух конских могил был обнаружен серебряный конский налобник (почти полностью разложившийся), представляющий собою «точную копию налобника из Большой Цимбалки с изображением змееногой богини на нем» (Мозолевский 1972: 274).

Впервые: Археологический сборник [Государственного Эрмитажа]. Вып. 13. Материалы и исследования по археологии СССР. Л.: Аврора, 1971. С. 30–54.

Сложный и многозначный термин «скифы» употребляется в условном значении. Скифами в настоящей работе называются те группировки кочевников, которые входили в состав объединения, сложившегося в европейских степях в результате вторжения не позднее рубежа VIII–VII вв. до н. э. некоей сильной орды (видимо, «царских скифов» Геродота), занявшей здесь господствующее положение. Различные группы земледельческого населения, также входившие в состав скифского объединения, в этой статье не рассматриваются.

Границей Европы и Азии, по Аристею и Геродоту, являлся Фасис (Hdt. 45).

Позднее Д. А. пришел к отождествлению Рипейских гор с Алтаем (см. статьи первого раздела).

Тесную связь скифов с Северным Кавказом на раннем этапе истории признавали и подчеркивали такие исследователи, как М. И. Ростовцев (Ростовцев 1925: 21, 22) и А. А. Иессен (Иессен 1954: 130, 131, рис. 16, 17).

Из текста Геродота нельзя определенно заключить, являются ли «скифы, отколовшиеся от царских», и аргиппеи одной этнической группой или двумя соседними.

Многие исследователи считают, что после 447 г. до н. э. Геродот не путешествовал и, следовательно, посетил Скифию ранее 447 г. до н. э. Однако это заключение не базируется ни на одном бесспорном факте, и поэтому нельзя исключать возможность посещения Геродотом Ольвии и позже названной даты, в пределах третьей четверти V в. до н. э. (40–30-е гг. V в. до н. э.).

В настоящее время это общепринятая точка зрения.

Попытка Дж. Харматы отнести легенду к событиям 165–140 гг. до н. э. кажется нам совершенно необоснованной (Harmatta 1959: 8–11).

Утверждение К. Ф. Смирнова, что уже Евдокс отождествлял сирматов и савроматов (Смирнов 1964: 194), неубедительно. Отождествление сирматов и савроматов было сделано, скорее всего, Стефаном Византийским, передавшим свидетельство Евдокса о сирматах (S. Byz. s.v Συρμάται).

Мы исходим из представлений Страбона о размерах владений Атея. Однако некоторые исследователи считают, что владения Атея были ограничены придунайскими областями. Если бы подобная точка зрения подтвердилась, появилась бы возможность говорить о еще более раннем появлении сарматов на левом берегу Днепра.

Формально последней акцией северопричерноморских скифов можно считать не борьбу с Зопирионом, а их посольства в 329–328 гг. до н. э. к Александру Македонскому (Arr. An. IV, 15, 1; IV, 1, 1). Однако большинство историков, рассматривая сообщение Арриана с точки зрения истории среднеазиатского похода Александра, считают этих скифов одной из групп азиатских кочевников. Однако сам Арриан подчеркнуто разделяет и отличает европейских и азиатских скифов. Вероятно, было бы полезно еще раз рассмотреть это свидетельство с точки зрения истории европейских скифов.

Лишь немногим позднее западные области Скифии подвергаются натиску со стороны гетов, а к концу III в. до н. э. на северо-западных и лесостепных границах Скифии появляется совершенно новое объединение — бастарны. Однако изучение этих событий не является темой настоящей статьи.

Сведения об исседонах, вновь появляющиеся в трудах авторов середины I–II вв. н. э., прямого отношения к теме настоящей статьи не имеют и будут рассмотрены в отдельной работе.

Уже после написания настоящей работы автор узнал, что к подобным же выводам пришел, но другим путем, А. Н. Щеглов (Щеглов 1968: 335–339, карта III на стр. 336).

Впервые: Археологический сборник Государственного Эрмитажа. [Вып.] 16 / Редактор А. А. Микляев. Л.: Аврора, 1974. С. 122–132.

Общее описание отдельных областей Причерноморья и отдельные исторические справки Страбон заимствовал и у более ранних авторов V–II вв. до н. э., но с его этнокартой эти более древние свидетельства почти не связаны.

Некоторые современные исследователи ставят под сомнение полноту и достоверность этнокарты Страбона, опираясь на известное место его труда, где он якобы сам сознается, что не знает «ни бастарнов, ни савроматов» (Str. VII, 2, 4). Однако, как мы покажем ниже, этнокарта Страбона базируется на данных, полученных в конце II — середине I в. до н. э. в результате бурных политических событий времен Митридата VI Евпатора и Фарнака, т. е. до начала сознательной жизни Страбона. Указанное же выше высказывание Страбона взято из отрывка, где он повествует об этнографии Германии, реальной, судя по историческим экскурсам в пределах этого отрывка, примерно для времени около 12 г. до н. э. — 15 г. н. э. В этот период Рим был относительно мало заинтересован в конкретных знаниях о варварском мире Северного Причерноморья, и Страбон действительно мог сетовать на скудость современных ему сведений об этой области. Но еще важнее то, что, как явствует из контекста, Страбон говорит не о Северном Причерноморье в обычном смысле этого географического понятия, а о неизвестной ему земле, простирающейся от Эльбы до Борисфена и к северу от Борисфена до океана. Таким образом, слова Страбона о его незнании относятся к совершенно иной территории и иному времени, чем интересующая нас этнокарта.